Зона бабочки - Алексей Корепанов

Посмеялись, и больше об этом не говорили.

Воспоминания о необычном даре кружились в голове Германа, пока он шагал по асфальту к надвигающимся зданиям городской окраины. Не то чтобы он специально прокручивал в голове всю свою жизнь — такие воспоминания присутствуют у каждого человека как фон, в любой момент его существования. Совсем не обязательно скрупулезно перебирать каждое событие прошедших лет — оно все равно помнится, даже если ты не думаешь о нем. Даже не само событие — а знак. Память — набор знаков, готовых развернуться в подробную, с деталями, или размытую картину. Достаточно любой зацепки, чтобы фон стал передним планом.

Для Германа такой зацепкой оказалось само шоссе, копьем вонзавшееся в многоэтажный бок города. Воспоминания о даре так и остались фоном, а на передний план выступило совсем другое. Хорошо помнилось ему такое шоссе и такие дома — только асфальт тогда покрывали кровавые разводы и пятна дизельного топлива, и стены домов были черными от гари, и не было там ни одного уцелевшего стекла. И не пустое пространство простиралось над крышами домов, а вздымались горы, в которых так легко можно устроить засаду.

Давно это было, но — было…

Шоссе уже претендовало на то, чтобы называться городской улицей — поле справа превратилось в пустырь с вагончиком строителей и редкими штабелями бетонных плит, а слева ответвлялась от шоссе улица пошире: многоэтажки, киоски, приземистый супермаркет, автостоянка с десятком «жигулей» и иномарок. Обычный стандартный микрорайон, из тех, что успели еще кое-где появиться в конце восьмидесятых — начале девяностых, до развала Светлого Царства. Или Темной Империи — это уж кому что вбили в голову. Такие микрорайоны повсюду одинаковы — хоть в Брянске, хоть в Гомеле, хоть в Полтаве.

Обочина с засохшими комьями грязи сменилась тротуаром. Герман и так шел неспешной походкой человека, совершающего моцион (хотя была в этой походке постоянная внутренняя напряженность), а тут и вовсе замедлил шаг. Тянулись от столба к столбу троллейбусные провода, но не было видно ни троллейбусов, ни едущих машин. Проезжая часть пустовала, а вот по тротуарам ходили люди. Их было немного, как в любом «спальном» районе после массового утреннего исхода-отъезда на работу. Самые обычные люди, не обращающие на Гридина никакого внимания.

Сирена помалкивала.

Он, собственно, и не думал, что его тут же начнут поливать из крупнокалиберных пулеметов. Как-то не вписывались бы крупнокалиберные пулеметы в блеклую, вполне мирную городскую картинку. Хотя… Хотя открытых пространств следовало все-таки избегать и продолжать держать ухо востро.

«Командор, будь готов ко всему, — напутствовал его Скорпион. — Не знаю, что или кто именно будет тебе угрожать, но если прыгнет там на тебя нарисованная красотка с биллборда или набросится урна, полная окурков, — реагируй. А тем более — человек или крокодил. Даже если все это окажется глюком».

Советы Скорпиона были несколько противоречивы, но с этим приходилось мириться. Если бы Скорпион все точно знал — задание действительно превратилось бы в прогулку. Ну, не совсем в прогулку, но все-таки…

В прогулку… Но на прощание-то Скорпион пропел, безбожно фальшивя, — голос у него был, командирский такой голос, а вот слуха музыкального — никакого:

Родина-а нас не забудет,

Родина-а нас не пропьет.

Мы с тобой больше не люди —

Мы ушли в вечный полет…[5]

«Это, конечно, преувеличение, Командор, — подмигнул ему Скорпион. — Полет будет не вечный, и с посадкой в точке вылета, не сомневайся».

Гридин дошел до развилки и остановился.

«И что прикажете делать дальше? Приставать с расспросами к прохожим?»

Это подумалось нечаянно. Все ведь было уже десять раз обговорено. Хотя хватило бы и одного.

Действовать по ситуации.

«Блин, Гера, кабы я знал, с чего там тебе начинать! — восклицал Скорпион, хлопая себя ручищами по бедрам. — Ходи там хоть день, хоть два, хоть сто лет, лезь во все уголки. Прочесывай, вынюхивай, облизывай…»

«Облизывай!» — Герман усмехнулся и, сделав шаг в сторону, преградил дорогу лысоватому пожилому мужчине в какой-то размазанной джинсовой куртке. Да и сам мужчина смахивал на неудачный фотоснимок. Гридин уже успел заметить, что и другие выглядели не лучше. То ли дело тут было в его восприятии, то ли в них самих. В нестандартных свойствах зоны.

— Не подскажете, который час? — спросил Герман.

Это было, наверное, более уместно, чем знаменитое «как пройти в библиотеку?» или «сколько сейчас градусов по Цельсию?» Впрочем, сам вопрос был не столь важен. Важнее была реакция на него.

Собственный голос Гридину не понравился — пожалуй, испугать можно было таким голосом.

Но опасения оказались напрасными. Как и вопрос. Потому что никакой реакции не последовало.

Мужчина, ничем не показав, что услышал обращенные к нему слова, туманным облачком продолжал идти прямо на Гридина, глядя сквозь него, словно не замечая.

Мгновением позже оказалось, что не только глядя сквозь. Герман просто не успел освободить дорогу и лишь начал выставлять перед собой руки, чтобы смягчить неизбежное столкновение — но перед ним уже никого не было. Крутанувшись на подошвах назад, он увидел удаляющуюся джинсовую спину. Хочешь не хочешь, а приходилось констатировать, что окраинный житель просто прошел сквозь его, Германа, тело. Отнюдь не воздушное, между прочим. Точнее, не абориген сквозь него, Германа, а он, Герман, сквозь аборигена. А значит, тот был тенью папаши принца датского. Глюком.

Или — одним из глюков?

А глюк не остановишь и «глоком», будь этот глюк даже Кристофом Виллибальдом Глюком[6]. Но — глюком.

Если бы Герман не был готов к разным странностям, то, наверное, вряд ли сумел бы так легко пережить это удивительное происшествие из разряда фантастики.

«Каламбуришь? — спросил он себя, продолжая глядеть вслед мужчине. Тот уже перешел на другую сторону улицы и направился куда-то к центру города, если таковой тут был. — Даже к финским скалам бурым обращаюсь с каламбуром…»[7]

Что же это за место такое, где обретаются бесплотные тени? Или призраки. Загробье? Да нет, рановато ему, пожалуй, в Загробье. Есть места поинтереснее. Поживее. И что это за Загробье такое, копирующее заурядный микрорайон? Фантазии у создателей не хватило?

Бесплотные духи… Или это он, Герман Гридин, стал бесплотным?

Как ни глупо это было, но Герман все-таки приложил ладонь к груди и слегка нажал. Оказалось, что с ним вроде бы все в порядке. Нормальный, так сказать, человеческий материал.