Зона бабочки - Алексей Корепанов

Да что там Мопс, который не собака, а один из аргонавтов, или «кардифф» — так, оказывается, назывался сорт угля, который капитаны боевых кораблей, бывало, прикупали за собственные деньги, чтобы использовать только в бою или погонях. Российский флаг! Какого цвета флаг России, «бесик»? Да вовсе он и не «бесик»! Не «бело-сине-красный», а «белый, лазоревый, алый» — так указано в постановлении Верховного Совета РСФСР.

И много-много-много прочего…

Эта игра потому, наверное, вспомнилась Герману, что он невольно продолжал гадать: откуда ему смутно знакома идущая рядом девчушка?

С шестнадцатилетними он давно уже дела не имел. Лет этак двадцать. Были у него в свое время и девчонки, потом были и женщины… Одна даже претендовала на роль его жены, и мама этого очень хотела. Но — расстались. При его образе жизни, который вполне можно было бы назвать «образом смерти», обзаводиться семьей — зачем? Умножать количество вдов и детей, оставшихся без отцов? Нет, он вовсе не собирался погибать, но достаточно здраво смотрел на вещи. Если и создавать семью, то лишь после ухода в отставку. Не так уж много, между прочим, и оставалось — на пенсию из «Омеги» уходили рано. Те, кто доживал до пенсии. В общем-то, и времени не было на неспешное развитие отношений с женщинами. Наспех-то получалось, но это было несколько не то. Или совсем не то. А еще он помнил мудрые слова Хайяма: «Ты лучше голодай, чем, что попало, есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало». Хотя, скорее, так могли бы рассуждать его партнерши. Если бы читали Хайяма.

И все-таки что-то знакомое виделось ему в этой девчонке…

Она открыла зеркальную дверь «Лилии» и вошла первой. Гридин последовал за ней, успев изучить отражение того, что творилось сзади. А ничего там не творилось: многоэтажки, кусты вдоль тротуара, тени-прохожие… «Ночь, улица, фонарь, аптека» чуть ли не в чистом виде). Успел он окинуть взглядом и собственное отражение в зеркальной двери. Метр восемьдесят три, подтянут, плечист, седина на висках, по физиономии умеренно прошлась метла времени. Слава богу, пока еще не выметая вон. За пистолет он не хватался, но был готов, как пионер, которых было когда-то полно на просторах Союза. Сам был пионером, и впервые повязывали ему красный галстук у памятника Ленину. Запомнилось.

В небольшом зале стояла тишина. Собственно, шуметь было просто некому: ни посетители в нем не присутствовали, ни обслуживающий персонал. Пустые столы, окруженные легкими стульями, стойка с пивным краном, бутылки на полках.

— Сюда, — сказала Ира и направилась к столику у окна, выходящего на россыпь железных крышек над погребами и подъезд соседнего дома.

И Гридин подумал, что денег-то у него и нет. Не снабдили его деньгами. Даже на чашку кофе, если, конечно, водится кофе в подобных заведениях.

Уже отодвигая стул (девчушка уселась раньше, не дав за собой поухаживать), Герман ощутил сразу все то, что ранее выдавалось ему по частям. Во-первых, вновь на секунду-другую возникла боль между лопаток, как и вскоре после высадки. Будто хорошенько врезали ему туда железной битой. Во-вторых, вернулось ощущение порванной внутренней струны. Напомнило о себе — и притаилось, как чужак в засаде. Приходилось ему иметь дело с такими чужаками. И в-третьих, мигнул в голове еще раз некий свет, подтверждая, что дело тут не в простом обмане чувств. Это, скорее всего, был сигнал.

От Скорпиона?

«Может быть, какая-то связь и получится, Гера, — говорил Скорпион. — А может, и нет. Темный лес, Командор. Зона — это сплошной темный лес».

Случай с плакатом показал, что связь, кажется, возможна. Хотя бы односторонняя.

Да, в ощущениях неплохо было бы разобраться. Но сначала нужно было разобраться с девочкой. С Ирой.

Она сидела боком к мутноватому окну, поставив локти на стол и упираясь подбородком в сплетенные пальцы, и молча смотрела, как он усаживается напротив нее. Герман специально выбрал именно эту позицию, чтобы видеть и окно, и дверь кафе.

— Ну, и?… — сказал он и тут же добавил: — Только давай сразу: откуда ты меня знаешь? И кто тебе сказал, что я сюда приду? Тот, караульный?

— Какой караульный?

Хотя это и был вопрос, но никакого удивления она не выказала.

— Который меня встретил. В окрестностях.

— Никто мне ничего не говорил. И я вас не знаю. Просто почувствовала, что вы идете. И постаралась помочь. Считайте, что я ваша помощница.

— Так. — Гридин придавил ладонью столешницу. — О помощницах меня не информировали. Кто ты?

Девушка опустила руки и слегка подалась к нему. Лицо ее оставалось таким же серьезным.

— Послушайте, Герман. Не думаю, что нам вновь не постараются помешать. — Она бросила взгляд в окно. — Поверьте, это не главное… кто я и что я. Ну, считайте, я здешний проводник.

Он усмехнулся:

— Сусанин?

— Вергилий.

— Это что, преисподняя? — сдержанно спросил Гридин.

Понятно было, что девчонка имеет в виду проводника Данте по кругам Ада. Начитанная была девчонка для своих пятнадцати или шестнадцати. Ему вдруг показалось, что он напрасно теряет время, и перед ним все-таки очередной глюк. Только иного рода.

— Хорошо, — быстро сказала девушка, вновь мельком взглянув в окно. Герман последовал ее примеру, и не увидел там ничего примечательного. — О двойниках вы, думаю, слышали?

— Допустим, — после небольшой паузы медленно ответил Герман. Форсить было глупо, но какой-то механизм внутри уже завелся. — Тебе что, о тульпе рассказать? Или о двойнике Байрона? А может, Анны Иоанновны? Или Есенина тебе продекламировать? Тоже, наверное, о двойнике писал: «Черный человек на кровать ко мне садится, черный человек спать не дает мне…»

Он оборвал себя. Действительно, получалось как-то не к месту.

Девушка смотрела в окно.

— Достаточно? — спросил он.

— Достаточно, — ответила она.

— И чей же ты двойник?

Девушка взглянула на него:

— Свой собственный. Это неважно. Я помочь вам хочу.

«В чем помочь и почему помочь?» — собрался было спросить Гридин, но краем глаза уловил движение за окном и вновь повернул туда голову.

Мимо кафе шел к подъезду многоэтажки в сопровождении давешней собаки с тремя удивительными хвостами давешний же лысоватый мужчина в джинсовой куртке. Был он все таким же нечетким, и не только из-за пыли, осевшей на окне. Потому что другая фигура имела очень точные очертания. Как на гравюре. Это был некто высокий, в длинном черном плаще с наброшенным на голову просторным капюшоном. Он неторопливо вышагивал бок о бок с лысоватым, но как бы сам по себе. В руках у черного ничего не было, хотя очень уместно смотрелась бы там остро заточенная коса. Гридину показалось, что взгляд черного направлен прямо на него, хотя в данном случае говорить о взгляде было бы неправильно. Дело в том, что глаза на лице черного отсутствовали. Отсутствовало и само лицо. Там был череп с пустыми глазницами. Белый череп.