Изначальное - Роман Воронов

за него, забери ниггера и верни…

– Ты знаешь, я не возвращаю плату, но приведу двух взамен одного, – торопливо прервал Рабовладельца его гость. – А что не так со вторым, тоже беглый?

Плантатор зажег сигару:

– Он послушен, не строптив, смирен.

– Ты описал мне идеального раба, – улыбнулся торговец, – чем же он не хорош?

Хозяин дома взял гостя под руку и отвел в сторону:

– Он пугает меня. Так, как ведет себя в неволе этот ниггер, – не бывает, за его смирением я чувствую заговор, за его послушанием – бунт.

– Дружище, – торговец непонимающе развел руками, – так выбей плетьми из ниггера его тайные мысли.

– Я не собираюсь портить собственное имущество, забирай обоих и верни мне пару, только будь поразборчивей на сей раз, – Рабовладелец вытер пот со лба. – Душно, поднимемся на балкон и обсудим детали.

Пока два не молодых человека неторопливо взбираются по широкой лестнице, обратим взор к Небесам. Там, на высоте нескольких километров, образовалась по ходу нашего повествования еще одна парочка (речь о грозовых облаках), которая, будучи ведома уже не рукой рассказчика, но волею Господней, соединилась ровно над «Виллой среди дубов», чем вызвала рождение электрического разряда, направившегося ослепительной змеей вниз, к земле.

Плюхнувшись в ротанговые кресла, хозяин и торговец, наполнив серебряные кубки пьянящим зельем, чокнулись не только меж собой, но и коснулись «стрелы Зевса», которая, не останавливаясь, тут же нашла щель в дощатом полу балкона и, обуглив, вслед за сердцами встретившихся на пути собеседников, ее края, опустила свой «карающий хвост» на кандалы двух рабов.

Трагический, но весьма любопытный факт в истории наблюдений за грозами был зафиксирован в этот момент – одна молния лишила жизни четырех людей.

2

Впервые после яркой вспышки, ослепившей его, Рабовладелец почувствовал, что может открыть глаза без обжигающей, отупляющей боли. Перед ним, как, впрочем, и снизу, и сверху, да и везде, висело молочно-белое марево, вибрирующее, подвижное, живое. В этой неопределенной взвеси просвечивались три мерцающие сферы, впереди и по бокам.

«Видимо, я свалился с балкона, потерял сознание, теперь меня ищут в тумане, а светящиеся пятна – факелы прислуги, – Рабовладелец попытался закричать. – Сюда, я здесь».

Крика не вышло, но над ним прозвучал голос:

– Я знаю.

Рабовладелец, не понимая, как и чем он это делает, спросил:

– Кто ты?

У его спасителя в руках было по меньшей мере три факела, столь ярко он светился в тумане.

– Я твой Ангел.

– Понятно, ты мой ангел-спаситель, и я вознагражу тебя, зови остальных.

– Все уже Здесь, точнее, ты весь Здесь, – ответил Ангел, надо полагать, ангельским голосом.

– А где это Здесь? – Рабовладелец еще не ориентировался в своем местонахождении.

– В Слое Осознания, – коротко ответил Ангел.

– Послушай, – взмолился Рабовладелец, – позови тех трех, что я вижу рядом, может, они растолкуют мне, что случилось.

– Эти трое, так же как и ты, ничего не знают и не понимают.

– Почему?

– Потому что это ты, – Ангел добродушно, но безучастно чеканил свои фразы.

– Кто они, эти я? – ничего не понимая, спросил Рабовладелец.

– Твой друг Работорговец и два раба, Беглый и Смиренный.

– Ты шутишь?

Ангел, не меняя тона, возразил:

– Я могу, а вот Бог – нет. Твою душу разделили на четыре части и обеспечили телами, воплощенными вместе.

– Так не бывает, не забывай, я посещал церковь, – возмутился Рабовладелец.

– Я знавал деление и на двенадцать частей, – парировал Ангел.

– Это Богохульство, – вмешался в разговор Смиренный Раб.

– А я не желаю быть им, – добавил Беглый Раб.

– Невозможно, – поддакнул Работорговец, – монета, рассеченная даже пополам, не говоря уж о дюжине частей, перестает нести свою цену.

– Будь вы сами по себе, тут висело бы еще три ангела, но я один, – Ангел вопросительно развел крылами.

3

– Да объясни же, наконец, толком, пастырь по воскресеньям твердил о неделимости души, ты утверждаешь обратное, – Рабовладелец привык получать ответы на все свои вопросы незамедлительно и не желал обдумывать иносказания Ангела. Столь же нетерпелив был и Беглый Раб:

– Заодно ответь, раз ты и мой хранитель, как вышло, что меня ловили четырежды? Где твоя помощь?

Ангел величественно сложил огромные крылья на груди, обвел всех взглядом и начал:

– Твоя душа, а говоря так, я обращаюсь ко всем и к каждому по отдельности, пожелала получить разнонаправленный опыт.

– Похвально, – ухмыльнулся Работорговец.

– Печально, – вставил Смиренный Раб.

– А именно? – возбужденно спросил Рабовладелец.

– В одном воплощении истязать, продавать, терпеть и освобождать.

– Кого? – не понял Смиренный Раб.

– Себя, – Ангел вновь расправил крылья, – саму себя, и, чтобы твою душу не разорвало, Совет разделил Контракт на четыре части.

– В чем же, по-твоему, заключается моя часть договора, извини, Контракта? – раздраженно спросил Рабовладелец.

– В Истязании, – Ангел улыбался, будто речь шла о вещах легких и безобидных, – ты рвал ноздри и резал уши рабам, но, калеча их тела, истязал собственную душу. Бессонница и головные боли, твои верные спутники последних двадцати лет, это ее изорванное, изуродованное тело, это ее незаслуженные раны, ее безостановочное кровотечение. Ты ковырял гнойники своей души ржавым кинжалом ненависти, грязным звериным когтем животного вожделения, посыпал солью вседозволенности обнаженную ткань.

– Прекрати, – взмолился Рабовладелец, – так устроен мир, в котором я просто занимал свое место, и это, заметь, мир, сотворенный Богом.

– Да, – согласился Ангел, – это мир, сотворенный Богом, и поэтому рядом с тобой находился Смиренный Раб, та часть твоей души, что взялась балансировать тебя. Он, искалеченный телесно и душевно, оставался Человеком, находясь подле такого зверя, как ты. Он терпел муки не из страха и не от безысходности, но от осознания своего предназначения, от великого доверия Творцу, поместившего его в этом теле в это место. Смиренный Раб выполнил свою часть Контракта, непротивления и прощения врагов своих, не ведающих, что творят.

– Это не было легким Путем, – глухо отозвался Смиренный Раб.

– Ты полностью погасил кармический всплеск Рабовладельца, – Ангел повернулся к нему и поклонился.

– А что скажешь обо мне? – спросил Работорговец.

– Ты взял на себя прохождение Пути наживы в ее худшем качестве, через торговлю людьми. Продавая невольников в рабство, ты сам стал невольником и продал душу…

– Дьяволу, – еле слышно выдохнул Работорговец.

– Да, – подтвердил Ангел, – Антиподу, и чем жестче ты становился в этих отношениях, тем более тебе сопутствовал успех в делах. Душа, твоя часть ее, выполнила Контракт, падение так низко, как позволит ей Беглый Раб.

– Не понял, – встрепенулся Беглый Раб, – при чем тут я?

– У твоей души, а я снова обращаюсь ко всем и каждому, общий, единый Контракт, но разделенный на «крест». Он сбалансирован так, что если одной части предписано падение,