Можно я побуду счастливой? - Мария Метлицкая

Юлька, Натуля, Олесенька, Валерочка! Я вас люблю, и вы это знаете!

И я знаю точно – что если… Да не дай бог! Но – вы всегда будете рядом.

Но вернемся к нашей истории.

Учиться в новой школе мне быстро расхотелось, не было никакого желания вовлекаться в учебный процесс. И иногда мы позволяли себе сбежать с четвертого или пятого урока. Маршруты были такие – кинотеатры «Казахстан» или «Звездный», сладкие слоеные язычки с газировкой там же, универмаг «Москва» на Ленинском – так, поглазеть, магазины «Варна», «Власта» и «Ванда» – волшебный мир социалистических и дружественных нам стран.

Деньги иногда были – Танькин дед баловал любимую внучку или меня родители радовали. У кого были, на те и гуляли, никогда не считались. Покупали блеск для губ, дезодорант или духи – ну, на что хватало.

По выходным ездили в центр, на Горького. Вожделенными местами там были кафе «Космос» и «Московское». В последнем было совсем круто – там собиралась модная студенческая тусовка: коктейли, черный кофе, пирожные. Мороженое в «Космосе» было красивым и вкусным, подавалось оно в вазочках или высоких фужерах-креманках.

Попроще было кафе «Север» – публика туда заходила разная, не только «джинсовая», вожделенная, студенческая. Да и попасть туда было проще – в «Космос» и в «Московское» стояли огромные очереди.

Классе в восьмом к нам пришли немцы – в нашем районе были построены дома от гэдээровского торгпредства и посольства, а вот школу для немецких детей построить еще не успели, задержали. В каждом классе их оказалось человека по три или больше. Мы смотрели на них, как на инопланетян. Дружить с немцами было почетно и круто. Многие очень старались. Но только не мы. Нам с Танькой и друг с другом было неплохо. Тем, кто приблизился к немцам, конечно же, перепадала какая-то мелочь, очень ценная для советского подростка, – ластики, карандаши, что-нибудь из косметики или сладостей, например «резиновые» конфеты.

Потом «наши» немцы кое-что смекнули и развернули торговлю. Бизнес довольно быстро был налажен, и дело пошло – немецкие комсомольцы и пионеры с синими галстуками торговали поношенными джинсами, майками, обувью и прочим личным барахлом. А наши радостно все это скупали и за ценой не стояли. Всем хотелось чего-то яркого, модного, заграничного.

Сабина, немка из нашего класса, оказалась человеком открытым и добрым – ну совершенно русская душа. Иногда она привозила нам, близким приятельницам, тем, кому симпатизировала, что-нибудь из Германии. Так что проблемы нарядов как-то решались. Еще было принято меняться. Поносишь какую-нибудь шмотку и – поменяешься с подружкой. И у нее обновка, и у тебя.

И потом, мы были такие юные, такие стройные и прекрасные, что не тряпки нас украшали, а мы их. Чистая правда!

Кстати, в десятом классе наша Сабина родила ребенка от мальчика из соседнего класса. Скандала не было – роды пришлись на самый конец учебного года. Наши скандалить не решились – ну раз уж немцы молчат! Помню, зашли мы к Сабине навестить ее после роддома. А в доме радость! Не горе, а счастье! Бабушка с дедушкой носятся с младенцем, внучкой Наташкой. И все улыбаются.

Главной мечтой советского подростка были, конечно же, джинсы. На все остальное было наплевать, но… джинсы! Мама дорогая! Это была мечта.

Марки мы знали три – «Ливайс», «Ли» и «Вранглер». «Ли» были попроще, а «Ливайс» и «Вранглер» – за пределами возможного!

Стоили они баснословных денег – от ста пятидесяти рублей и выше. А это месячная зарплата, между прочим. И не самая маленькая. Так что оставалось только мечтать. Джинсы носились по многу лет, по пять или больше.

Кстати, первые джинсы я купила на втором курсе, скопив несколько стипендий. Было это так – мой приятель, одногруппник, взял меня к очень важному человеку. Дело это было опасное – для нас и самого хозяина. Впускались только свои. Хозяин был фарцовщиком. Подозреваю – достаточно крупным. Из чего я сделала этот вывод? Квартира его была наполнена товаром. От пола до потолка стояли коробки, пакеты, ящики и мешки. Ну, просто пещера Али-Бабы, не иначе!

Хозяин понимал, что студенты – народ бедный, почти нищий, и пришли «за одним наименованием», он так и сказал. А потому он особенно и не старался – был сдержан, надменен и все время смотрел на часы. В квартире царил полумрак.

– Джинсу, – коротко бросил мой друг и грозно добавил: – Чтоб не фуфло!

В смысле – не барахло какое-нибудь, не подделка.

Хозяин окинул меня опытным взглядом, вздохнул, пошуровал в загашниках и наконец вытащил.

Они были великолепны, эти портки! Темно-синие, местами белесые, а главное – с рыжей кожаной оторочкой на карманах и молнии.

– Рупь с полтиной, – небрежно бросил хозяин.

То есть – сто пятьдесят. А у меня в сумке ровно сто сорок. Десятка – огромные деньги! Может, уступит?

И началась торговля – долгая, утомительная, нудная. Ну и сторговались. По-моему, мы просто очень надоели хозяину. Он, кстати, здорово нервничал – видимо, ждал крупную рыбу – сома или щуку, а нас, пескарей, презирал.

– Ладно, хрен с вами! – раздраженно бросил он. – Навару с вас, шелупони, никакого! Одни потери.

Выходя из подъезда, мы столкнулись с парой – пышная, красивая дама в роскошной шубе сияла бриллиантами. Респектабельный мужчина тщательно проверял дверцы бежевой «Волги» – надежно ли закрыты?

Мы с приятелем переглянулись – переживать за фарцовщика, видимо, не стоило.

У многих в те времена был «свой» мясник, «своя» косметичка, «своя» тетка в билетной кассе, «свой» автомеханик и «своя» девочка в галантерее.

Они и были «хозяева» жизни – те, кто мог достать, отоварить, вынуть из-под полы, провернуть, обменять. Банщик в Сандунах был важнее профессора, так он себя ощущал. И к банщику, и к автомеханику, и к хорошей парикмахерше, и к кассирше в театральных или авиакассах все шли на поклон: актеры, ученые, писатели и врачи.

Блат – чисто советское изобретение: полезные знакомства, связи в обход общепринятых правил. И было это противно.

Ну, а у кого таких полезных знакомств не было? Выкручивались как могли. Голь, как говорится, на выдумку хитра.

Все тогда умели вязать и шить. В доме тканей на Ленинском покупался дешевый материал, как правило, черного цвета. Выкройки девчонки перерисовывали на кальку и передавали друг другу. Кроили и – вперед! Тогда были модны клеши от бедра. И даже я, человек, далекий от портняжного дела, шила себе эти «от бедра» за пару часов.

Шили мы и ситцевые юбки «слоями», украшая их полосками кружев. А еще кофты-«распашонки», тоже из пестрого, с цветочками, очень дешевого (пятьдесят три копейки за метр) ситца. Вырез обшивали кружевом, подкрашенным в чайной заварке. Кружево получалось кремовое, цвета топленого молока. Потом пришли юбки-бананы. Выкройку брали из «Бурды».

Хуже было с обувью – то, что предлагал отечественный легпром, было кошмаром. Иногда «выкидывались» польские или чешские башмаки. А главным трендом был немецкий «Саламандер», «Саламандра», как его называли. Фирма существует до сих пор, я как-то зашла в их фирменный магазин. Стало смешно и грустно – эта унылая стариковская обувь (фасоны и дизайн почти не поменялись) казалась нам когда-то верхом элегантности и совершенства.