Психея. Забвение - Ellen Fallen

— Ногу, доктор, она ее поранила, — отдаленно слышу голос моей подруги, — рана очень глубокая.

— Вот к чему приводит решение выпить лишнего, Эрнесто сказал, что у нее раньше были проблемы с алкоголем. Сколько она провела времени в клинике? Это не сработало. — Последнее, что я слышу перед тем, как отключиться.

Мне трудно дышать, на груди словно лежит огромный цементный блок и душит меня. Чувствую биение своего сердца, оно отбивает ритм, подобно молотку по наковальне. Голова жутко болит, сдавливает мои виски невидимой силой. Я чувствую себя растерзанной, размолотой на маленькие кусочки, собрать которые воедино будет практически невозможно.

— Она приходит в себя, — произносит незнакомый голос с выраженным акцентом, — в ее же интересах сделать это как можно скорее. — Кто-то бьет по моим щекам, вызывая неприятные ощущения.

— Не смейте трогать ее. Я буду свидетельствовать, что вы применяете грубую силу, — доносится голос Кэрри. — Вы не имеете никакого права вести себя подобным образом!

Пытаюсь открыть глаза, налившиеся свинцом, ледяное прикосновение, я хватаю воздух, нахлебавшись воды, и громко вздыхаю. Закашлявшись, я снова ощущаю на своих щеках грубые ладони, бьющие меня сильнее прошлого раза.

— Я звоню в полицию! — вопит Кэрри, и я изо всех сил стараюсь скинуть с себя это наваждение.

— Кем я и являюсь. Как бы вам не пришлось ответить за то, что мешаете полицейскому в задержании подозреваемого. Поэтому осторожнее, сеньорита, — грубо говорит мужчина и сжимает мое плечо. — Хватит придуриваться, вставай. — Меня резко приподнимают за плечи и встряхивают, как куклу.

Дышу глубже, очень медленно я раскрываю глаза, собрав все свои силы. Расплывчатое изображение незнакомого лица, приближающегося все ближе.

— Ты думаешь, я буду церемониться с тобой!? — Он резко дергает меня на себя, ставя в вертикальное положение.

Мои ноги подкашиваются, и я медленно оседаю на пол, не в силах устоять. Раскрываю сухие губы в попытке сказать хоть что-то. Мне тяжело сосредоточиться на ком бы то ни было. Я четко слышу тех, кто стоит сейчас в этой комнате.

— Вы же видите, ей плохо. Химена, позвони скорей своему племяннику, — впервые слышу, как плачет Кэрри, она отталкивает мужчину, когда он снова хватает меня больно за плечо, приподнимая. — Не трогайте ее, я сама помогу ей. — Она появляется передо мной слишком близко, расплываясь передо мной пятном. — Скажи мне, кому позвонить. Кто поможет?

Я вспоминаю нашу последнюю встречу с мужчиной, который каждую ночь приходит ко мне во снах. С человеком, который говорил, что я сама его избрала, и который попал под подозрение, хотя ничего не сделал мне плохого.

— На кого ты можешь положиться, Андреа!? — Меня снова грубо хватают за талию, прижимая к себе, плотное тело и стальной захват, неужели он не чувствует, что я не дам ему сдачи, мое тело сейчас больше напоминает сладкую вату, стоит надавить, и я растекаюсь. У меня нет никаких сил говорить, речь все никак не хочет воспроизводиться, я шевелю непослушным языком и сосредотачиваюсь только на одном слове. Несколько раз произношу его про себя и пробую сказать вслух.

— Меллон, — силы будто заканчиваются, как только я, наконец, произношу его имя.

— Не позволяй ему тебя избивать! — кричит за моей спиной подруга, пока меня волокут к машине. — Меллона я достану из-под земли!

— Брысь отсюда, — рявкает мужчина на галдящих детей, привычно собравшихся перед моим домом.

Я с трудом понимаю, что происходит, меня заталкивают в какое-то место, заполненное запахом табака, острых специй и чего-то затхлого. Желудок сжимается, едва я чувствую что-то мягкое под собой. Раскрываю глаза, когда полицейский убирает мои ноги в салон своей машины, громко ругаясь, и закрывает двери. Вонь становится просто невыносимой, сгибаюсь пополам, и меня рвет на черный резиновый коврик в моих ногах.

— Да чтоб тебя. — Слышу, как он шевелится на сидении, чувствую головой его рваные движения, обшивка грубо соприкасается с моим лицом. Раскрыв широко рот, с трудом дышу, тело снова наливается тяжестью, ноги немеют. Машина трогается с места, судя по покачивающим движениям, затем, когда резко останавливается, заваливаюсь на бок прямо на пропитанное вонью сидение.

— Возьмите лекарства, — с мольбой в голосе говорит Кэрри, — надо сделать систему. У нее отравление.

— Да мне насрать, что у нее, пока мы не разберемся с ней, пусть хоть сдохнет. — На меня сверху летят мягкие пакеты с содержимым, ударяясь об мое лицо. Я зажмуриваюсь, медленно шевелю рукой, не в силах отодвинуться от двери, бьющей меня по голове. Мужчина будто специально едет по самой ужасной дороге в маниакальной надежде вытрясти из меня все внутренности. Не понимаю, что происходит, все кажется каким-то дурным сном. Еще немного, я проснусь, и не будет этого ужасного ощущения внутри меня, незнакомых людей и боли.

Под рев двигателя и ужасную езду, я замираю на месте, сжимаясь в клубок от резей внутри меня. Так странно ощущать себя затворницей, я вроде как стала привыкать к своей роли в обществе. Вливаться в обыденность, как река, нашедшая новое устье, соединяться с океаном жизни, играя по его правилам.

Я назвала его имя, мне больше некого звать на помощь. Не знаю, имею ли я хоть какое-то право просить Гранта. После всех его звонков и попыток со мной связаться, сама ясно дала понять, что мы больше не увидимся. Именно я поставила точку на нашем недолгом знакомстве. Верила ли я, что он может быть тем, кто так жестоко расправился с моими родителями? Или они действовали вместе, организовали, один отвлекал, второй поехал уничтожать мой смысл жизни? Как бы я не раскладывала эту теорию, не делила ее на мелкие части, чтобы собрать воедино, ничего не сходилось. Он не мог быть тем, кто превратил мою жизнь в ад. Меллон был загадкой, представляющейся моей второй половинкой, чудовищем, скрытым в теле прекрасного человека. Но не убийцей… Точно не таким, как Джаред.

Мой мозг отказывается понимать, для чего я связалась с одним из них, и почему меня так тянет к Гранту, зачем я назвала его. Может он не станет читать, отвечать, или Кэрри не найдет его контакта в моем телефоне.

Машина дергается и останавливается, я переваливаюсь, практически слетаю с кресел.

— И что я должен с тобой делать? — возмущается полицейский.

— Я, — глубокий вдох, — не могу, — хрип из разодранного сухого горла, словно внутри миллион разбитых осколков, — двигаться.

Не вижу его, но открытая дверь и легкий ветерок подсказывают, что человек стоит у меня в голове. Резким движением он разворачивает меня лицом к потолку, хватает за растрепанные волосы и тащит из машины, волоча по полу. Мои ноздри раздуваются от сдерживаемых рыданий, непослушные ноги, и вялое тело чувствует только боль, стертые в кровь руки и ободранные пятки об каменистую дорогу. Спиной ударяюсь обо что-то твердое и громко стону. Мужчина останавливается, видимо осознав, что делает что-то неправильно, опускает мои волосы, и я, не в состоянии удержать голову, ударяюсь об камни.