Кости Авалона - Фил Рикман

— Вы уверены, что я сгожусь для такого дела? — усомнился я.

Дождь на улице прекратился, и зимнее солнце зависло в среднем окне, тяжелое, словно новенькая монета. Желтые лучи золотили корешки книг на полках пока единственного книжного шкафа в доме у Сесила. Книги о политике, о законах, о ведении хозяйства, но, думаю, ни одной о таинствах духовных практик.

Я рассказал Сесилу о торговце памфлетами, но не обмолвился ни одним словом ни о своей опрометчивой попытке вывести его на чистую воду, ни о том, каким образом я был спасен от жестоких побоев.

Меня все время мучил вопрос о том, было ли ему известно об этом. Ведь Сесил имел глаза и уши по всему городу и за его пределами.

Приподняв бровь, он потянулся за бокалом вина, но тотчас резко отставил его в сторону.

— Всякое отребье пускает слухи по всему Лондону, будто я завел четырех любовниц и каждый вечер выпиваю по галлону вина, а потом нещадно порю хлыстом своих детей. Придется с этим смириться — вы теперь широко известная личность. Во всяком случае — ваше имя.

— Только не моя мать. И ей придется остаться одной в Мортлейке, где все эти новые пуритане, кажется, ненавидят меня и боятся, как бы я не побеспокоил могилы их предков.

— Тогда мы защитим ее. Я отправлю в Мортлейк вооруженных стражей на все время вашего отсутствия. Даже приставлю стражника к вашей священной библиотеке. Как вам мое предложение?

— Сомневаюсь, что в этом возникнет необходимость…

— Вот и хорошо. Значит, дело решенное.

— Но у меня еще много работы. Я и без того сильно отстаю от намеченных планов.

Сесил сгреб разложенные на столе письма. Он даже не взглянул на меня.

— Вот, — показал он, — ваша работа.

Истории о четырех любовницах и битье собственных детей, конечно, высосаны из пальца. Однако о сэре Вильяме Сесиле действительно ходило множество слухов, связанных главным образом с его родословной. То, что он якобы сын владельца постоялого двора, болтали так же часто, как и том, будто бы мой отец был рубщиком мяса.

Но так ли уж плохо, что мы живем в век, когда способности человека порой ценятся выше происхождения?

Думаю, нет. Но я уверен, что мы пока еще не до конца осознаем, в чем значение нашего родословия. Вот моему отцу все казалось простым и ясным: он был валлийцем, и теперь, когда английской короной владели валлийские Тюдоры, его валлийское происхождение представлялось ему особой доблестью. «Я — Рауланд Ди, и я родом из Уэльса», — заявлял, бывало, мой батюшка с нарочито комичным акцентом, возлагая одну руку на сердце, а другую выставляя вперед.

И я иногда даже повторял эти слова по-валлийски. Что, как я думаю, ничего не значило для Генриха Великое Горнило, ибо тот во всю свою жизнь не сделал для Уэльса ничего путного. Другое дело — его отец, первый король из династии Тюдоров, который прибыл из Франции на западное побережье Уэльса и оттуда проскакал по стране, собирая войска и возрождая традиции.

И король Артур был средоточием этих давних традиций. Согласно легендам, он не умер, а только уснул и должен вернуться, когда его народ будет нуждаться в нем.

И, таким образом, в Генрихе Тюдоре восстал Артур, а вместе с ним — образ древней единой Британии. Генрих взял в жены Елизавету Йоркскую — так алая роза соединилась с белой. Дабы укрепить новую королевскую династию, он дал своему первенцу, наследнику трона, имя Артур и устроил так, чтобы сын появился на свет в Винчестере, который Мэлори некогда объявил Камелотом.

Ловкий ход. Я знал, что новая королева с особым интересом и трепетом относилась к истории своей семьи и, несомненно, хорошо понимала волнующую силу этой истории. Король Артур. Наш царственный предок, сказала она мне тогда. И, вероятно, сказала бы больше, не появись Бланш Перри, моя кузина, эта бдительная сова среди зимних яблонь. Полагаю, Бланш получила указания на сей счет от этого самого человека, Вильяма Сесила, который непрестанно опекал королеву. Порою, казалось, он оберегал ее от самой себя.

— Она молода, — говорил он теперь. — Умна, начитанна и при этом несет груз богатого опыта. И, принимая во внимание опасное расстройство казны, ее осторожность достойна всяких похвал. Но поскольку она молода, всегда есть опасность стать жертвой романтических заблуждений. Со всеми вытекающими последствиями, разумеется. Неблагоприятными для нее.

— Полагаете, ей необходимо, так или иначе, перекроить мантию короля Артура… под женщину?

Лично я не видел здесь никаких трудностей. Ведь в артурианской традиции королева — не Гвиневера сама по себе, и не фея Моргана, чародейка артуровых мифов, но в принципе личность более величественная, более могущественная и более очаровательная, чем любая из них. Я понимал это полностью и вовсе не считал такую идею абсурдом или заблуждением, ибо мы все переживали теперь необычные и бурные времена.

Так что я ждал. Зимнее солнце заливало комнату светом, озаряя своими лучами двух единорогов на новом гобелене. Тем временем Сесил безразлично допивал остатки вина. Я сомневался, что он верит в единорогов.

— Все будет зависеть от того, — сказал он, — насколько твердо ты веришь в смерть короля Артура.

Стало ясно, что теперь речь шла о могиле, обнаруженной в аббатстве во времена правления Генриха II Плантагенета. Я читал о ней прошлой ночью в записках Гильдаса Кембрийского, земляка моего отца.

В 1191 году во время земляных работ в аббатстве Гластонбери обнаружили камень и свинцовый крест, которыми, судя по надписи, было отмечено место погребения короля Артура. В земле, на глубине девяти футов, покоился деревянный гроб со скелетом мужчины необычайно большого роста, а также скелет поменьше, который приняли за останки женщины. И еще локон золотистых волос, которые рассыпались в пыль, едва один из монахов взял их в руки.

Гвиневера.

И, разумеется, могилу открыли монахи. Артур восстал в то самое время, когда монахи более всего нуждались в его защите.

— Им были нужны деньги, — напомнил мне Сесил. — Много денег. Незадолго до этого аббатство сильно пострадало от страшного пожара. А в двенадцатом веке сказания об Артуре читались повсеместно, их рассказывали детям. Ничто не принесло бы монастырю столько славы и не привлекло бы столько паломников, как кости короля Артура.

Естественно, многие говорили, что могила фальшивая, а так называемые «мощи короля» — не более чем уловка монахов. Обман, который, однако, оказал неоценимую помощь королю в обуздании непокорного Уэльса.

— Кости — лучшее доказательство тому, что Артур уже никогда не проснется, — заметил я.

— Именно. Столетие спустя кости поместили в гробницу из черного мрамора перед высоким алтарем отстроенной заново монастырской церкви. Впервые гробницу проверил король Эдуард I после новой сокрушительной, но дорогой победы над Уэльсом и был несказанно доволен, что кости мертвого Артура лежали на месте.