Первый рассказ - Геннадий Федорович Лазарев

взвалил на спину.

Минут через пятнадцать добрались до летнего шалаша.

Шалаш наполовину был уже разобран Ланцовым, сухие березовые сучья сложены в кучу. Рядом было разостлано пожелтевшее сено, на котором они спали летом.

Уложив на него Алеху, Ланцов достал спички, поджег сучья.

Алеха протянул было руки к еще робкому пламени костра, но Ланцов повелительно крикнул:

— Снимай сапоги!

Он помог Алехе стянуть сапог.

— Э-эх! — с досадой произнес он, рассматривая грязную побелевшую Алехину ногу. Сгреб в пригоршню снег, начал растирать ее.

— Больно?

— Не-е. В паху больно.

— Там отойдет.

Костер разгорался. Сухие сучья занялись сразу. Запахло паленым. Это задымилась Алехина телогрейка. Ланцов оттащил Алеху от огня. И все тер и тер Алехину ногу.

Наконец Алеха пожаловался:

— Ты потише. Больно.

— Отошла, — удовлетворенно сказал Ланцов. Принялся за другую ногу. От его сильных движений Алехино тело вздрагивало.

Потом удобнее усадил Алеху к огню, стал сушить его сапоги и портянки. От грязных тряпок, которыми Алеха обертывал ноги, шел пар и зловоние.

— Срамота, — брезгливо сказал Ланцов.

— Верно, — виновато согласился Алеха. — Ноги у меня такие.

— Ну и Клавка у тебя… В такой грязи не только ноги — золото сгниет.

— Верно, — опять согласился Алеха. — Не примечает она у меня всякую грязь… Натура.

— Научил бы.

— Говорил я… Характер у нее.

— Никчемный вы народ, — зло заключил Ланцов. — Разве так жить можно?

— Живем, как можем.

Ответ еще больше рассердил Ланцова.

— Вот я и спрашиваю, разве так жить можно?

Алеха недобро усмехнулся:

— Ты что: за грязные портянки казнить меня хочешь?

— Да что — портянки! — с досадой воскликнул Ланцов. — К примеру, сегодня: прибыли сюда коня изловить, а чем занимаемся? Твоей особой.

— Ладно. Виноват, — сказал Алеха и отвернулся.

— Ты не сердись — правду я говорю.

— Я и не спорю, — сухо ответил Алеха.

Разговор оборвался.

Костер догорал. В мутном небе обозначилось солнце. Ветер утих. Временами мельчайшие крупинки снега наполняли воздух, стремительно неслись к земле.

Алеха стал обуваться. Затем, разминая ноги, прошелся вокруг костра.

— Отогрелся? — спросил Ланцов.

— Пойдем.

— Куда?

— За кобылой.

— Сможешь ли? — с сомнением спросил Ланцов.

— Попробую.

— Подадимся домой. Как бы тебе худо не было.

— Ничего.

Они пошли. Алеха, спрятав ладони в рукава, зябко ссутулился. Шли молча.

Кобыленка понуро стояла на старом месте. Можно было начинать поиски Туры.

— Куда подадимся? — спросил Ланцов.

Вместо ответа Алеха закрыл глаза, болезненно поморщился.

— Значит, домой, — просто сказал Ланцов. — Садись на коня.

Он посадил Алеху на лошадь, накрыл его своим плащом. Сам остался в меховой безрукавке.

— Как же ты? — удивленно спросил Алеха.

— Чего там! — отмахнулся Ланцов. — Трогай!

Они благополучно миновали протоку, вышли на дорогу.

— Теперь держись! — крикнул Ланцов и стал нахлестывать лошадь. Кобыленка резво побежала, увлекая за собой Ланцова. Морщинистое лицо старого конюха побагровело. От его сильных ударов кобыленка вырвалась вперед и боязливо косилась, когда он настигал ее. Разгоряченный, он то бежал, то переходил на широкий шаг, и только у самого села перестал понукать лошадь.

За всю дорогу они ни словом не обмолвились: Ланцову было трудно говорить, Алеха же ехал в каком-то оцепенении.

Через огороды добрались до Алехиной избенки.

Алеха с трудом слез с лошади. Опираясь на Ланцова, вошел в избу.

Клавдия, жена Алехи, повязанная платком так, что лица не было видно, едва глянув на вошедших, с ненавистью сказала:

— Нажрались!

Резко задев плечом Ланцова, она вышла из избы. Алеха тяжело опустился на незастланную кровать.

— На этот раз ошиблась хозяйка моя, — слабо улыбнувшись, сказал он. — Ну, вот и дома…

Ланцов, все еще часто дыша, присел рядом на табурете, огляделся.

— Первый раз я у тебя, — сказал он.

— Не бывал ты у меня, — смущенно согласился Алеха. — Да и приглашать — обзаведенья того нету.

— Ничего. Ноги-то как?

— Побаливают, да хрен с ними. Голову вот кружит…

Ланцов встал, начал натягивать плащ.

— Погоди маленько. Я сейчас что-нибудь соображу.

— Ты не беспокойся, Платоныч, — просяще сказал Алеха. — Вот жене все разобъясню…

— Ничего. Худо тебе. Супруга-то твоя…

Ланцов не договорил и вышел. Алеха повалился на подушку, закрыл глаза. Вошла Клавдия.

— Дрыхнешь?.. У, постылый!

Алеха не ответил.

Ланцов ходил долго. Он искал денег в долг. Ему отказывали. Тогда он обратился прямо к продавцу Смыгину. Больших надежд у него на Смыгина не было. Однако когда он рассказал о том, что произошло с Голым, Смыгин, к его удивлению, не только не отказал в двух бутылках перцовки, но и посоветовал непременно сходить к старой Подвальчихе за какой-то травой.

Ланцов сходил и к Подвальчихе.

Когда он вернулся к Голым, Алеха по-прежнему лежал с закрытыми глазами.

— Спишь? — спросил Ланцов.

— Нет, — ответил Алеха, открывая глаза. — Думал, жена тут ходит.

— Скажи ей, что заболел.

— Не поверит сразу-то… Голова шумит.

— Черт с ней. Сейчас лечиться будем, — сказал Ланцов, выкладывая на табуретку бутылки, плавленый сырок и Подвальчихину траву.

— Зря ты на меня расходовался, — сказал Алеха.

— Это почему — зря? — удивился Ланцов.

— Известно… Сам же говорил, что хлопот со мной много…

— Ну, и говорил… Обидел я тебя, а потом сам и раскаялся… Уж больно обидеть-то тебя легко. — Ланцов протянул Алехе стакан с перцовкой. — Прими. Тут я тебе какой-то травы добавил. Говорят, помогает.

Алеха выпил. Вяло пережевывая сырок, сказал:

— Так вот и живу… И винить некого.

Громко хлопнула дверь.

— Что за праздник?! — еще на пороге крикнула разъяренная Клавдия.

Ланцов встал.

— А ты сперва разберись.

— Разобралась! Чего пришел? — наступая на Ланцова, кричала Клавдия. — Дружок твой на ногах не стоит, а тебе все мало?

— Клавдия, — тихо сказал Алеха, сжимая пустой стакан. — Убью!

Клавдия испуганно попятилась.

— Выйди, — так же тихо приказал Алеха. Клавдия выскочила в сени.

— В сельсовет пойду! — донесся ее надсадный крик.

Алеха бессильно откинулся на подушку.

— Глупая баба, — сказал Ланцов и удивленно добавил: — А ведь испугалась тебя!

— Первый раз я ее так… Удивилась, — слабо улыбнулся Алеха. — А она — ничего, добрая.

— Я бы ее… — начал было Ланцов но, махнув рукой, сказал другое: — Не мое это дело.

Он налил в стаканы.

— Выпей, пока не пришла.

Алеха приподнялся и опорожнил стакан.

— Теперь хватит, — сказал он.

— Хватит, — согласился Ланцов. — Спи теперь… А я, пожалуй, допью остальное.

Ланцов выпил еще, укрыл Алеху одеялом и вышел. Клавдии на дворе не было, зато у забора стоял сосед Гуров и с любопытством смотрел на Ланцова.

— Что, Платоныч, загулял? — с ехидцей спросил Гуров.

— Есть маленько, — ответил Ланцов. — Ты передай Клавке, что сегодня Алеха в речке искупался. Замерз шибко, занемог. Пусть за доктором едет.

— Вот что! — удивился Гуров. — Что же она крик тут подняла?

— А ты ее спроси, — сказал Ланцов