Лучше не возвращаться - Дик Фрэнсис

— Хожу иногда, — ответил я. — Правда, я уже много лет не был в Челтенхеме.

— Родители Питера познакомились на бегах в Челтенхеме, — пояснила Викки, и после должных возгласов удивления со стороны Белинды и Кена, я предложил их вниманию полную версию цепочки событий, в которой не все было правдой, но которая была вполне приемлема для дружеской беседы за ужином со случайными знакомыми.

— Мама работала секретаршей, — сказал я, — а отец влетел к ней в офис с каким-то вопросом, и хлоп — любовь с первого взгляда.

— Ну, у нас все получилось далеко не с первого взгляда, — сказала Белинда, — а, наверное, с пятнадцатого или шестнадцатого.

Кен кивнул.

— Я ходил мимо нее несколько месяцев, а разглядел лишь недавно.

— Ты тогда волочился за этой отвратительной девчонкой — Иглвуд, — поддразнила его Белинда.

— Иззи Иглвуд далеко не отвратительна, — запротестовал Кен.

— Ой, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, — парировала его невеста, и, похоже, так оно и было на самом деле.

Я задумался. Иззи Иглвуд — опять знакомое имя, но что-то было не так. Оно звучит немного иначе. Иглвуд, да. Но не Иззи. Почему не Иззи? А как?

Рассет!

Я чуть не рассмеялся вслух, но благодаря длительной практике мне удалось сохранить невозмутимый вид. Имя Рассет Иглвуд было предметом насмешек в самых пошлых юношеских шутках. Какого цвета у Рассет Иглвуд трусики? Никакого, она их не носит. Рассет Иглвуд не нужен матрас. Она сама им является. Что Рассет Иглвуд делает по воскресеньям? То же, что и в остальные дни, только дважды. Мы, конечно, оставались в неведении относительно того, что же все-таки она делала. Мы называли это «ЭТО», и «ЭТО» проходило в любом контексте. Они «ЭТИМ» занимаются? Хи-хи-хи. Настанет день — этот невообразимый день — и мы на собственном опыте узнаем, что «ЭТО» такое. А тем временем об «ЭТОМ» говорили все в мире скачек, да и, как мы понимали, везде где бы то ни было.

Отец Рассет Иглвуд был одним из ведущих тренеров стипль-чеза. Этот факт и делал похабные истории еще более смешными.

Я продолжал вспоминать. На окраине поселка, в полумиле от нашего маленького дома, стояли конюшни Иглвудов. Каждое утро на рассвете мы слышали топот копыт их лошадей, которых выгоняли пастись. Во дворе конюшен я часто играл с Джимми Иглвудом, до тех пор пока его не сбил грузовик и он не умер после трех недель пребывания в коме. Я хорошо помнил это событие, но напрочь забыл лицо Джимми. Я вообще плохо запоминал лица, в памяти оставались лишь смутные черты.

— Твоя Иззи Иглвуд убежала с гитаристом, — брезгливо вставила Белинда.

— А что ты имеешь против гитаристов? — сказала Викки. — Твой отец был музыкантом.

— Вот именно. Это тоже не в их пользу.

Викки выглядела так, будто ее склонность защищать своего бывшего мужа, с которым она давным-давно развелась, от нападок Белинды была плохой привычкой.

Я обратился к Кену:

— Вы слышали, как поют Викки и Грэг? У них замечательные голоса.

— Нет, не слышал, — сказал он и при этом выглядел чрезвычайно удивленным.

— Мать, я бы хотела, чтобы ты этого не делала, — заявила Белинда властным тоном.

— Не делала чего? Не пела? — спросила Викки. — Но ты же знаешь, что мы любим петь.

— Вы уже не в том возрасте, — это был скорее не упрек, а мольба.

Викки внимательно смотрела на дочь, а потом, словно начиная понимать что-то, спросила:

— Ты стыдишься этого? Тебе не нравится, что твоя мать вырастила тебя, зарабатывая на жизнь пением в ночных клубах?

— Мама! — Белинда с ужасом посмотрела на Кена. Однако тот вовсе не был шокирован, а, напротив, проявил дружеский интерес:

— Неужели правда?

— Да, пока время не положило этому конец.

— Мне бы очень хотелось вас послушать, — сказал Кен.

Викки улыбнулась ему.

— Мать, пожалуйста, — взмолилась Белинда, — не нужно рассказывать этого всем подряд.

— Не буду, дорогая, раз тебе не нравится. Мне же хотелось крикнуть во всеуслышание:

«Белинда должна гордиться тобой! Прекрати потакать ее эгоистичной гордыне!» Хотя, учитывая то, как сильно Викки любила свою дочь, ее можно было понять.

Кен попросил счет и заплатил кредитными карточками. Но, прежде чем мы успели подняться, чтобы уйти, откуда-то из складок его одежды донесся настойчивый звонок.

— Черт, — выругался он, нащупывая под пиджаком и отстегивая от пояса маленький портативный телефон. — Мне звонят. Прошу прощения.

Он разложил трубку, ответил, назвав свое имя, и некоторое время слушал. Похоже, это был не обычный вызов к больному животному, потому что кровь внезапно отхлынула от лица Кена, он неловко вскочил и еле удержался на ногах, такой высокий и нескладный.

Окинув всех нас, сидящих за столом, безумным невидящим взглядом, он произнес:

— Клиника горит!

В ветлечебнице был пожар. Но, как выяснилось, горело не само новое здание больницы, стоявшее особняком в глубине усадьбы.

Еще с дороги мы увидели, что огнем охвачен административный корпус вместе с пристроенным к нему приемным отделением. Это было квадратное одноэтажное здание, занимавшее большую площадь, и сейчас оно медленно умирало. С крыши высоко в небо взмывали алые языки пламени, рассыпая фейерверк золотистых искр. Зрелище было ужасное и вместе с тем величественное.

Узнав о происшедшем, Кен как безумный бросился к машине и умчался один, предоставив остальным следовать за ним. Белинда невыносимо страдала, так как она почувствовала себя ненужной.

— Почему он не подождал меня? — Она повторила свой вопрос четыре раза, но он так и остался без ответа.

Я превысил скорость, предельно допустимую в населенном пункте.

Мы не могли подъехать к ветлечебнице, потому что она была окружена пожарными и полицейскими машинами, а также просто любопытными, которые полностью блокировали подъездной путь. Шум стоял неимоверный.

В свете прожекторов, фар и уличных фонарей фигуры суетящихся людей отбрасывали густые черные тени, а от языков пламени на шлемы пожарных, на огромные лужи и на застывшие в ужасе лица стоявших за шнуром ограждения людей ложились огненные блики.

— О Боже, лошади… — проговорила Белинда, едва ли не на ходу выскакивая из машины, и побежала к толпе. Я видел, как она протискивалась вперед, расталкивая людей. Потом я потерял ее из виду, но вскоре снова заметил: Белинда спорила с человеком в униформе, преградившим ей путь. Кена нигде не было видно.

Один за другим громыхнули два взрыва, в результате которых мощные столбы огня вырвались наружу сквозь расплавленные окна, а вслед за ними — вихрь разъедающего глаза дыма.