Мои мужчины - Саша Канес

Но, увы! В полдвенадцатого дверь в комнату отворилась, и внутрь, жарко дыша, ввалилась уже до предела разогретая парочка. В неверном свете уличного фонаря мы разглядели нашу Катю и здоровенного чернокожего хромого кубинца с характерным именем Исраэль. Ступню он сломал, как рассказывали, три года назад, когда выпрыгивал из окна третьего этажа, удирая от внезапно вернувшегося ревнивого мужа своей замдеканши.

- Катя! — стальным голосом окликнула ее тезка. — Мы же договаривались!

- Девчонки! Мы быстренько, — стонала Катя Кишиневская, стаскивая с себя одежду. — Я сестрам обещала написать, рассказать, какие они у них…

Она резко дернула его ремень, на брюках что-то лопнуло, и металлические пуговицы заскакали по дощатому полу. Любовники явно были в состоянии немалого подпития. Катя восторженно вскрикнула:

- Ух ты! Смотрите, какой он у него охрененный! — Схватив парня за член, она подтащила извивавшегося от нетерпения любовника к окну, чтобы и мы могли полюбоваться.

Щурясь на свет уличного фонаря, мы убедились, что черневший на фоне ситцевой занавески член и впрямь весьма длинный и толстый. Но испытать его в деле нашей подруге в ту ночь не пришлось. Едва любовники плюхнулись на кровать, взвизгнувшую всеми ржавыми кольцами продавленной панцирной сетки, как в комнату, воспользовавшись резервным ключом, вломи лась тетя Тоня. За ее спиной возник мучимый неразделенной страстью Кося. Вездесущие стукачи донесли Константину Петровичу, что Катька не только побывала на гулянке иностранцев, но еще и ушла с пьянки с «добычей». Связи вожделенной им девушки с кубинским негром Кося перенести уже не смог и решил расправиться с похотливой парочкой по всей строгости писаных и неписаных правил. Боясь быть засмеянным своими соратниками по студсовету, он решил взять с собой только тетю Тоню, которая с наслаждением приняла участие в «деле».

Кося встал в дверях, перекрывая своим долговязым телом путь к бегству, а тетя Тоня щелкнула выключателем и, щурясь от яркого света люминесцентной лампы, двинулась в тот закуток, где между платяным шкафом и батареей парового отопления стояла кровать нарушительницы режима. Катя Кишиневская сидела на куче скомканного белья в одних трусах, загораживая собой испуганного до смерти Исраэля. Тот, со спущенными ниже колен штанами, корчился от страха, непонятно зачем ухватившись руками за подушку и поджав под себя ноги. Его торчащий вперед и вверх член Катя судорожно сжимала левой рукой. Правой она безуспешно пыталась прикрыть разметавшиеся в разные стороны внушительные груди.

- Я не понимаю, что здесь происходит! — услышали мы высокий звенящий голос Антонины Мстиславовны.

Злобная мегера наклонилась к самому лицу насмерть перепуганной девушки.

На несколько секунд наступила леденящая тишина. Никто не знал, что произойдет. Идиотизм и неприличность ситуации исключали всякое логическое ее развитие и продолжение. И тут, неожиданно для всех, чернокожий парень как-то жалобно и тоненько застонал. Он попытался дернуться и высвободить свой перевозбужденный орган, но окаменевшая от ужаса Катя не выпустила черную гениталию из судорожно сжатых пальцев. Густая белая струя угодила прямо в лицо комендантше. Изрядная порция кубинского семенного запаса залепила ей правый глаз. Взвыв нечеловеческим голосом, тетя Тоня бросилась к двери, и, сбив с ног не успевшего отскочить в сторону Косю, она понеслась прочь по коридору, размазывая липкую массу по пропитому лицу.

Мы с Катей Сибирской остались вдвоем в комнате. После того как Катю Кишиневскую выгнали за аморалку из института и из комсомола, к нам почему-то так никого и не подселили. Видимо, популярность института падала, а подселять за деньги посторонних общежитское начальство еще не рисковало.

Кишиневская Катя вернулась в родной город. С ней убыл и Исраэль, тоже окончательно изгнанный и из общаги, и из института. При этом парень ни за что не желал возвращаться на родной Остров свободы. Брак с Катькой представлялся ему приемлемым выходом из сложившегося положения. Они поженились. Молодая супруга возглавила бригаду монтеров пути городского трамвайного депо, а Исраэль нашел работу диджея в одной из первых открывшихся в постперестроечном Кишиневе дискотек. Через пять месяцев после свадьбы Катька родила черную девочку, а потом они непонятно на каком основании убыли на постоянное место жительство в Израиль. Возможно, работников израильского посольства и Сохнута подкупило ветхозаветное имя темнокожего кишиневского католика.

Мы же, как свидетели позора тети Тони, были немедленно зачислены в неблагонадежные. В тоске и мучении я проучилась еще полтора года. Летом я работала «на лотке» по двадцать четыре часа в сутки. Даже спала в спальнике под навесом. Деньги нам с мамой были очень нужны. Времена «компьютерного благоденствия» ушли, как нам казалось, безвозвратно, и даже воспоминания о них потонули в болоте самой настоящей нужды.

Моя единственная оставшаяся соседка после перехода на второй курс фактически перестала учиться и почти не появлялась в общежитии. Она производила впечатление девушки тихой и довольно замкнутой, но, судя по шикарным обновкам и дорогой косметике, появившимся в на чале третьего семестра, в жизни ее происходили серьезные изменения. Катя никогда не говорила со мной о жизни и планах на будущее. При этом было совершенно очевидно, что в конце года ее отчислят за прогулы, а затем, разумеется, выгонят и из общежития. А что это означает, всем известно: прощай московская прописка. Кате, как я понимала, неизбежно придется возвращаться в родную сибирскую дыру.

Однажды вечером мы вместе отправились в душ на пятый этаж — у нас на третьем висела бумажка, что горячая вода отключена. Была суббота. Многие студенты в этот день отправлялись гулять в город, а те, кто был из дальнего Подмосковья, как, например, я, обычно ездили домой к родителям.

Я не поехала к маме только потому, что планировала за воскресенье заработать десять-пятнадцать рублей, торгуя с лотка резиновыми шлепанцами. Эту работу мне подбросила Леля, которую устроил туда ее парень-кооператор. Но в воскресенье они часто вместе где-нибудь гуляли, и тогда у меня появлялась столь необходимая подработка. Стипендии категорически не хватало, а у мамы брать деньги я не могла. Полки в магазинах стремительно пустели, а рыночные цены так же стремительно рвались вверх. Жила я, надо сказать, почти впроголодь, а о покупке новых вещей говорить даже не приходилось. Процветание, предшествовавшее уходу отца, осталось в нереальном, фантастическом прошлом, как, впрочем, и сам отец, а также никак не желавший исчезать из моей памяти Леня Ильин.

В душе мы с Катей Сибирской были только вдвоем и, стоя в соседних кабинках под упругими горячими струями, можно сказать, в первый раз за все время знакомства разговорились по душам. Катька с полным равнодушием и без всякого сожаления подтвердила, что ее пребывание в стенах МИИТа подходит к концу. Она сказала, что не собирается заканчивать это ненужное ей образование. Когда наступит время и она поймет, чем хочет заниматься, то поступит именно туда, куда пожелает. А пока она нашла себе работу и даже сняла квартиру неподалеку от центра. Сейчас там заканчивается ремонт, и через пару дней она навсегда съедет из постылой общаги.