Погружение - Дж. Ледгард

Нервный юный араб, который стоял над ним на пляже, который разрядил автомат в воздух и прикрыл его своим платком, тяжело дышал и кормил его изюмом, по одной штучке: здесь был Саиф. Редкозубый Саиф, известный также как Хайдар, лев, террорист-самоубийца, который сделал все, что от него требовалось. Жилет не взорвался, поэтому он остался между жизнью и смертью, мученик за веру, все еще бродящий меж ними.

Улыбка Саифа сбивала с толку. Он казался целеустремленным, постоянно ожидающим взрыва, склонным к жестокости и странным поступкам. Он припомнил сцены из «Розовой пантеры»: налить сладкого чаю бедняку, перерезать горло студенту в Джидде и без сожаления швырнуть гранату в видеосалон в Могадишо, обрекая на смерть всех, кто осмелился смотреть болливудский фильм.

Юсуф поднимал телефоны по одному и писал приказы. Закончив, он пальцами загреб в рот рис и запил его чаем. Он ел в тишине. Встав, он переступал через ноги своих людей очень осторожно. Остановившись рядом с Джеймсом, он вслух прочитал надпись на футболке англичанина и вышел наружу, в звездную ночь.

С моря дул ветер. Двор мечети заносило песком. Юсуф омыл руки и ноги и вошел в мечеть, взяв с собой лампу. Он преклонил колени за колонной и стал молиться. Джихад нелегок. Его люди сражаются с эфиопскими солдатами, миротворцами Африканского союза из Уганды и Бурунди, с войсками переходного правительства Сомали и их союзниками. Один раз в Могадишо эфиопы стреляли фосфорными зарядами с начинкой из нефти, вроде напалма, которые жгли хижины и впивались в плоть, долго потом дымившую. В другой раз им пришлось соскребать с пола юношу, подорвавшегося на мине, и готовить его к похоронам. Юсуф использовал иракские методы, прятался среди бедных, используя их как приманку, расставлял импровизированные взрывные устройства в магазинах и тренировал бригады самоубийц для нападения на этих новоявленных крестоносцев.

* * *

В тот день, когда они впервые любили друг друга, она рассказывала ему о своей работе. Они сидели за столом в ее номере. Бумаги и фотографии были свалены в кучу на другом конце стола, карточки беспорядочно рассыпались. В центре стояла стеклянная пепельница. Она вытащила из бумаг фотографию корабля, сделанную с воздуха. Так она меняла тему.

– Исследовательское судно «Кнорр». Порт приписки: Вудсхол, Массачусетс. На борту все инструменты, которые могут понадобиться океанологам. Во время длинных экспедиций на борту бывают и водолазы.

Фотография изображала лето в Северном Ледовитом океане. По воде плавали куски льда. Палуба была поделена на прямоугольники, а на корме выстроили ангар. По сравнению со следами китовых зубов, с плавными изгибами китобойных судов, изображения которых висели у него дома, это судно показалось ему каким-то промышленным. Но что он понимал? Он всего лишь десантник, который стал шпионом.

– Я придерживаюсь французского взгляда на науку, – сказала она. – Это очень романтично. Не пойми меня неправильно, я довольно рациональный человек. Просто мне приходится воздерживаться от фразочек вроде «исследование – это охота, а открытие – это дичь», – она закурила еще одну сигарету. – В любом случае я никогда не работала во Франции. Взявшись за докторат, я жила между Цюрихом и итальянским городком Специя. Знаешь такой?

– Нет.

– Местные зовут его Спеца. Там недалеко живут мои родители, очень удобно. Это военно-морская база Италии в Лигурийском море. Почтамт украшен симпатичной фреской Энрико Прамполини, а в гавани на глубине нескольких метров затонула статуя Христа. Ее не видно, но я всегда чувствовала, как он стоит там внизу, подняв руки, – она подняла руки над головой, – благословляя проходящие сверху корабли.

Лигурийское море – один из самых глубоких районов Средиземноморья. Примерно так, – карандашом она нарисовала яму на линии, представляющей морское дно. – Глубина доходит до 2850 метров. Подводный мир в двух шагах от Ривьеры. Невероятно. Я работала в Спеце над проектом НАТО по защите клюворылых дельфинов в Лигурийском море. Им понадобился математик, чтобы вычислить, как звук распространяется в подводных каньонах. Они хотели определить, где плавают клюворылы, и не вредят ли им гидролокаторы. В заливе Поэтов водятся дельфины и финвалы, черные дельфины, а иногда даже кашалоты. Эти живут подальше. Но я занималась только клюворылами. Это крупнозубые дельфины, – она набросала одного на бумаге. Преподаватель, сразу видно, – семь метров в длину от короткого клюва до хвостового плавника. Они очень стеснительные, и их трудно найти. Живут до восьмидесяти лет.

На рисунке был обычный дельфин.

– Они любят играть?

– Не сказала бы, – ответила она, подумав. – Их вообще трудно понять. Поначалу мне казалось, что они не выросли и ведут себя как дети, но, чем больше мы их изучали, тем таинственнее они становились. Самое интересное – это глубина, на которую они ныряют. На такое не способно ни одно другое существо в мире. Они остаются под водой по часу, уходят на глубину в две тысячи метров и охотятся там на кальмаров с помощью ультразвука.

– Выпьешь?

– Нет, спасибо.

Он налил себе виски.

– Мне понравилось, как они выглядят. Они хорошенькие. С белыми пятнами под подбородком и тяжелыми веками. А работа была неинтересная, я устала от нее, и к концу дельфины с китами интересовали меня не больше, чем куропатки или там собаки с тремя ногами. Клюворылы – это К-вид. Они медленно взрослеют, в океане нет опасных для них хищников, у них большой мозг, длинная беременность и низкий коэффициент рождаемости. Если бы я была инженером, как ты, меня бы, наверное, заинтересовало, как они все одновременно собираются, чтобы смотреть на нефть, практически секунда в секунду, – она постучала по циферблату. – Если бы я была биологом, мне точно было бы интересно, почему они не заплывают в реки, впадающие в Лигурийское море, – их почки не способны справиться с бактериями, живущими в пресной воде. Я бы восхищалась их умом. А вместо всего этого я сидела в лодке, и ее качало… лодки всегда качает… сначала на несколько фатомов, потом глубже… знаешь, как звучит голос кита под водой?

– Как у коровы?

– Как ломающийся кусок пластика. Или щелчки в телефонной трубке. Наконец я поняла. Клюворылы показали мне дорогу, и все. Больше ничего подобного никогда не случалось. Вместо того чтобы изучать животных, я смотрела на само море. Как оно наполняет ямы, что происходит на дне.

Наверное, первый раз я подумала об этом, когда мои коллеги стали изучать декомпрессионную болезнь, от которой страдали клюворылы при всплытии. Со стороны казалось, будто они покидали этот мир на время и при возвращении понимали, насколько он жесток. Они неподвижно болтались на поверхности, невозможно было понять, боль ли это от декомпрессии, ломит ли у них кости или их просто ослепил дневной свет.

* * *

Стратегия джихадистов, действующих в союзе с Аль-Каидой в Сомали, – создать хаос и тем возродить исламскую нацию, чистую в своей вере. Халифат великого Сомали как предводитель всемирного джихада.

Здешние боевики и солдаты из других стран нападут на христианскую Эфиопию и Кению, чтобы освободить тамошних мусульман и втянуть в войну Америку, Европу и прочих крестоносцев. Цель всемирного джихада – утвердить себя силой оружия и создать мусульманскую сверхдержаву: занимающую несколько континентов, лишенную границ, управляемую одними законами и объединенную молитвой.