Кривотопь. Перевёртыш - Уилльям Риттер

– Я не знаю. Думаю, чувство такое, что… – Он не договорил.

– Ты чувствуешь себя гоблином?

– Иногда, – вздохнул Коул. – Я не знаю!

Фэйбл с интересом наблюдала за выражением его лица.

– Это похоже вот на что, – попытался объяснить Коул. – Я не хочу создавать проблемы. Не то чтобы я делаю что-то специально. Как правило, нет. Ну, то есть иногда.

Он почувствовал, как его уши начали гореть, а слова неуклюже перекатывались во рту.

– Иногда у меня возникает идея, и в этот момент кажется, что это отличная идея, и я беру и делаю. Я даже не считаю, что делаю что-то плохое, пока не становится поздно. Но идея и правда была плохая. Практически всегда. И уже после я понимаю, что это была плохая идея, но я уже всё сделал и в следующий раз всё равно опять сделаю. И хуже всего то, что, когда я уже что-то натворил, я почти всегда знаю, что именно мне надо делать, чтобы получалось лучше, но вместо этого у меня появляется новая плохая идея, и я опять беру и делаю. Я совершенно не хочу всё переворачивать вверх дном. Просто я… как будто внутри меня сидит что-то, и оно хочет, чтобы всё… ну, как бы… выходило плохо.

Фэйбл рассудительно кивнула.

– Так это гоблинское чувство или человеческое?

– Я не знаю. – Коул опустился на бревно рядом с ней. – Иногда я боюсь, что гоблинское. Я не хочу быть перевёртышем. Я не хочу, чтобы оказалось, что моя мама – на самом деле не моя мама.

Он потёр затылок и уставился на свои грязные башмаки.

– Но в другие моменты…

– В другие моменты что?

– В другие моменты я не боюсь. В другие моменты я хотел бы этого.

– Ты хотел бы быть гоблином?

– Вроде того. Немножко. М-м-м. Знаешь, ведь гоблины и должны творить всякие безобразия и затевать разные сумасшедшие приключения. Может быть, оказаться перевёртышем было бы не так уж и плохо.

– Но ты уже творишь безобразия как человеческий мальчик. Что будет по-другому для гоблина?

– Может, если бы я был гоблином, я не расстраивался бы из-за этого.

– Гоблины не расстраиваются из-за таких вещей?

– Я не знаю! Уф! Я только знаю, что люди, которые могли бы быть гоблинами, расстраиваются из-за таких вещей постоянно! Поэтому я думаю, что для всех было бы лучше, если бы я не был настоящим мальчиком.

Его плечи поникли.

– Есть ещё кое-что.

– Что именно?

Коул посмотрел на сосну. Его голос стал тише.

– Если я и есть тот, кто из другого мира, – проговорил он, – если я и есть гоблинский ребёнок, то Тинн уже не должен им быть. Я не очень-то хочу жить в какой-то дикой гоблинской орде. Даже когда я чувствую себя совсем уж по-хулигански. Я не хочу потерять моих маму и брата. Но Тинн… Я не хотел бы, чтоб это произошло с ним. Он не такой сильный, как я.

– Я думала, вы совершенно одинаковые.

– Только снаружи. А внутри…

Коул снова вздохнул, пытаясь подобрать слова.

– Тинн особенный. Он просто… просто лучше меня. Если всё самое плохое мы делаем из-за меня, то всё самое хорошее – из-за него. Он… хороший глубоко внутри. Даже когда я веду себя ужасно, он никогда не даёт мне попасть в беду одному. Он всегда исправляет мои ошибки. Если бы я мог за всю свою жизнь сделать только одну стоящую вещь, то это должна быть возможность Тинну оказаться настоящим мальчиком.

Фэйбл кивнула, но её брови были насуплены.

– Я не могу понять. Тебя больше волнует, что ты и вправду гоблин или что нет?

Коул снова вздохнул.

– Да, – произнёс он.

Похоже, Фэйбл хотела ещё что-то сказать, но в этот момент Тинн наконец вышел из-за дерева, и Коул предостерегающе взглянул на неё, прежде чем встать.

– Что-то долго ты, – заметил он, сменив тон.

– Знаешь, я не могу пи́сать, когда чувствую, что кто-то смотрит, – признался Тинн. – Из-за неё я начал нервничать. О чем вы тут говорили?

– Никто и не смотрел, – возразил Коул.

– Я немного смотрела, – призналась Фэйбл. – Но ты повернулся так, что было трудно увидеть, что ты там делал, и ещё это дерево всё заслоняло. Ты писаешь стоя? Человеческая моча пахнет как-то странно.

– Помолчи! Ты не можешь чувствовать запах мочи на таком расстоянии.

– У меня отличное обоняние.

– Слушайте, – прервал их Коул, – нам надо двигаться. Я не хочу торчать здесь, когда солнце зайдёт.

Кулл ждал. С бесконечным терпением он сидел на мокром бревне, шевелил своими мозолистыми зелёными пальцами на ногах и постукивал ногтями на руках по замшелому дереву. Он ждал. Постепенно его терпение становилось менее бесконечным. На самом деле оно уже стало однозначно конечным.

Кулл хорошо спрятался от глаз любых случайных наблюдателей, если только они не вышли бы прямо на него по древней тропе – и даже тогда им пришлось бы почти наступить на него, прежде чем заметить. Совершенно невозможно просто так наткнуться на скрытый мост, если вы не рождены гоблином. Да, без магии здесь не обошлось, но решение было гораздо элегантнее. Гоблинская защита составляла лишь малую часть. Настоящее искусство заключалось в нюансах. С какой бы стороны ни подошёл путник к мосту, инстинкт уводил его в сторону. Ищешь лёгкой дороги? Открытые участки с обеих сторон выглядели гораздо более многообещающими. Пытаешься избежать неприятностей? Тропинка, которая вела к мосту, казалась самой запутанной и труднопроходимой. На этом пути словно не было ничего, кроме тумана, топи и полного тупика.

Кулл ждал.

Его перевёртыш должен был прийти. Маленький гоблинёныш так долго смотрел на всё этими человеческими глазами, что мог и забыть, каково быть гоблином, – но под этими чарами гоблин всё же должен был оставаться гоблином. Он из их рода. Он должен чувствовать притяжение. Эта тропа – часть и его наследия. Она будет звать его к себе. Ну и, конечно, если всё это не сработает, у него есть карта, которую нарисовал Кулл.

Да, он встретится с мальчиком здесь, где Предводитель Надд не сможет обвинить Кулла в том, что он заходил на человечью сторону, и тогда он вместе с перевёртышем прошествует в орду с высоко поднятой головой. Наконец, после стольких лет, все они будут рады видеть его.

Кулл ждал.

* * *

Энни Бёртон бежала по лесной тропинке. Было не так уж трудно пройти по отчётливым грязным следам от ручья до узкой тропы. Неровные буквы «К», вырезанные на коре, которые она продолжала замечать на стволах деревьев вдоль дорожки, подтверждали, что Коул точно шёл здесь, – а если где-то шёл Коул, Тинн непременно следовал за ним.