Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии - Эжен Марен

Иногда в монастырях, главным образом в больших, для самых добродетельных монахов существовали лавры, то есть изолированные кельи, где они, как святой Платон в Студионе, вели затворническую жизнь, возрождая этим суровые добродетели древних отшельников Палестины и Египта. В таких монастырях, как правило, было несколько часовен, церквей, молитвенных домов и алтарей специально для иеромонахов, то есть монахов-священников, или для живших по соседству мирян, не имевших права войти в церковь, предназначенную для монахов. Несколько раз в неделю там служили литургию для этих верующих.

В большинстве монастырей были мастерские для ручных работ, больница, сады, иногда очень большие, виноградники, цистерны, хранилища для зерна, кладовые, мельницы для зерна и для изготовления растительного масла, все необходимое, чтобы монастырь обслуживал себя и помогал благотворительностью беднякам, вдовам и сиротам.

Таким образом, в большинстве случаев монастырь мог прокормить своих обитателей фруктами с деревьев и плодами земли.

Кассиан, который некоторое время был монахом в Константинополе, советовал всегда строить монастырь так, чтобы монахи могли найти в нем все необходимое для жизни, не имея нужды выходить из него.

Устав, который святой Бенедикт позднее дал западным монахам, такими же словами возлагает эту же обязанность на любого, кто пожелает основать монастырь. Тем, кто принял монашество, сказано в нем, не следует проникать за стены монастыря. Поэтому, какова бы ни была длина монастырской ограды, в ней должны быть только одна дверь, в крайнем случае две. Ограждающая стена должна быть такой, чтобы через нее невозможно было перелезть, и не иметь других входов, кроме двери. Ее охрану надо поручить монахам почтенного возраста, чье целомудрие проверено и которые пользуются уважением у всех; они не должны позволять никому входить или выходить ни днем ни ночью без разрешения настоятеля».

Если территория монастыря граничила с морем, как было в монастыре Святого Сергия и Вакха, Студийском монастыре Святого Иоанна Крестителя (Студионе) и, возможно, в монастырях Святого Диомида, Святого Диуса, Святого Лазаря и Богородицы Одигитрии, он имел в приморской стене маленькую дверь, которая вела на берег, к маленькой бухте, которая служила монастырю портом и где была оборудована полноценная пристань. Иногда также за территорией монастыря, но рядом с ним были управляемые монахами школы для детей, желавших научиться грамоте и утвердиться на пути добродетели. И наконец, в каждом монастыре было кладбище, где хоронили не только монахов. Основатели и основательницы, принцы, принцессы и все, кто своей щедростью заслужил право на признательность монастыря, желали покоиться на его земле после своей смерти в гробнице, которую построили для себя сами, в тени обительских построек, возле реликвий святых мучеников или исповедников. Они думали, что в этом случае могут быть больше уверены в милосердии к ним Бога и что молитвы монахов, которые станут присматривать за их могилами, сократят срок искупления их грехов и этим ускорят освобождение их душ. Императоров и патриархов полагалось погребать в церкви монастыря Святых Апостолов, но многие из них были похоронены в других монастырях: Ставракий – в том, который носили его имя, Юстин – в монастыре Прокопии, другие императоры погребены в монастыре Мирелейон, в монастыре Липса, в Студийском монастыре. Патриарх Тарасий похоронен в том монастыре, который он основал, Евфимий в своем монастыре Псалмафии. Можно сказать, что лишь бедняки и те, кто умер насильственной смертью, не имели могилы в молитвенном доме или на кладбище какого-нибудь религиозного учреждения. Юстиниан в своей новелле о похоронах был вынужден указать особый тариф на использование двух роскошных и очень дорого стоивших катафалков, на которые был большой спрос, вызванный тщеславием; один из них принадлежал Студийскому монастырю, второй монастырю Святого Стефана. Среди немногих дошедших до нас стихотворений святого Феодора Студита целых десять посвящены теме похорон: в них идет речь о кладбищах для монахов, об основателях или основательницах монастырей или о благочестивых людях, чьи могилы кто-то видит.

Такими были константинопольские монастыри. Такими же были и монастыри Принцевых островов – здания множества видов и множества эпох, всех уровней бедности или богатства, «без яркой архитектурной индивидуальности, безмолвные убежища, суровые и однообразные гробницы для живых, и это в двух шагах от самой шумной столицы из всех, известных за прошедшие века».

Вокруг этих религиозных учреждений, то есть скопления церквей, молелен и часовен, к которому добавлялись жилища игумена и монахов, а иногда также многочисленные одиночные кельи, располагались несколько возделанных участков земли. Калугеры, самые бедные из монахов, обрабатывали их сами, а монахи более состоятельных орденов поручали этот труд наемным работникам или крепостным крестьянам.

Сохранилось написанное ямбом стихотворение Феодора Студита, о мужском монастыре, основанном человеком по имени Леон. Его слова могли бы стать эпиграфом к описанию остальных монастырей столицы империи. «Повсюду, куда вы бросаете взгляд, стоят великолепные церкви, роскошно украшенные молельни, жилища, связанные с другими жилищами в гармоничные ансамбли, сады, украшенные, словно Эдем, растениями и плодами. Смотрите хорошо: вы имеете право назвать этот монастырь городом Бога».

Монастыри были не только молитвенными домами, но и благотворительными учреждениями. Дальше читатель увидит, с какой упорной щедростью они участвовали в облегчении всех человеческих несчастий. Поэтому благодарное общество рано приобрело привычку смешивать их с учреждениями, предназначенными для помощи беднякам, больным и сиротам, объединяя их под общим названием «почтенные места, благотворительные дома».

Во главе этого движения заботливых благотворителей, которое дало империи большое число филантропических учреждений, читатель снова увидит здесь человека, чей практический смысл был равен его тонкому уму и у которого способность чувствовать самые глубокие тайны мистики сочеталась с полнейшей преданностью несчастным людям, – святого Василия. Город, где он был епископом, особенно отличался великолепными и долговечными трудами. Пюэш пишет: «Кесарийская митрополия долго опережала все другие города империи по количеству и доброму предназначению учреждений, которые он там основал, и стала для всех городов идеалом, с которым они стремились сравниться».

Те же идеи были у Златоуста. Как и Василий, он добивался для церкви права владеть доходами и домами. По его мнению, это право было необходимо как средство против нерадивости слишком большого числа верующих. «Исполняйте свой долг, – говорил он христианам Антиохии и Константинополя, – занимайтесь благотворительностью, как велит Евангелие, и тогда мы с радостью отдадим назад имущество, которым владеем неохотно». В одной из проповедей он перечисляет главные расходы, которые церковь несла сама вместо слишком эгоистичных или недостаточно горячих в вере мирян, и поясняет, что эти расходы обязывали церковь иметь постоянные доходы, чтобы она могла подавать милостыню.

Святой Григорий Назианзин в конце последней из своих речей, произнесенных в Константинополе на собрании епископов, трогательно простился с участниками собрания и засвидетельствовал их усердие в деле помощи несчастным. В то время, когда в новой столице вырастали монастыри и церкви, в их тени постепенно возникали многочисленные благотворительные учреждения для всех оказавшихся в беде. Каждому виду человеческого несчастья противостояли весьма многочисленные и разнообразные формы христианского милосердия. Дю Канж перечисляет около сорока таких учреждений, основанных императорами, императрицами, принцами, высокопоставленными чиновниками или богатыми частными лицами, и очень многие учреждения возникли раньше X века. В столице были ксенодохии – приюты для заболевших в пути чужестранцев, которые приблизительно соответствовали нашим больницам; геронтокомии или герокомии – приюты для стариков, орфанотрофии – приюты для сирот, один лоботрофий – приют для инвалидов, один брефотрофий – то, что мы сейчас называем «ясли» для маленьких детей, много птохотрофий, где беднякам давали еду, и один пандохион – убежище для всех, где можно было найти еду и кров для ста человек и ста лошадей.