Книга начал - Салли Пейдж

как внезапно дверь магазина распахивается вновь и внутрь впархивает женщина лет тридцати в ярко-желтом пальто.

– Какой прекрасный сегодня денек, – говорит она, весело кивая в сторону ярко-голубого клочка неба, который отлично виден с табурета Джо. – Обожаю осень, – добавляет незнакомка.

Джо несколько секунд смотрит на свой клочок, затем поворачивается к прилавку.

– Да, это и мое любимое время года тоже, – отзывается она, и снова в голове у нее всплывают приятные воспоминания, связанные с пеналами, цветными мелками и новыми прописями.

Новая посетительница встряхивает головой, чтобы освободить запутавшиеся в шарфике кудри. Волосы у нее длинные, цвета карамельных ирисок. Она подходит поближе к прилавку.

– Ого, это настоящие ручки? – спрашивает она, замечая перьевые ручки в витрине.

Джо приятен интерес посетительницы, и в то же время она переживает, как бы Беглянка-викарий не сбежала прежде, чем она, Джо, сможет… в общем… она и сама не знает, что именно она сможет.

– Вот это да! Я уже тысячу лет не писала такой ручкой.

– Хотите попробовать?

– А можно?

Молодая женщина смотрит на Джо так, будто та предложила ей попробовать какое-то изысканное лакомство. Посетительница излучает такую открытую доброжелательность, что Джо тут же перестает переживать по поводу викария. И вместо этого начинает бояться, что всепроникающая теплота незнакомки способна добраться до самых глубин ее души. До сей минуты Джо и не подозревала о том, насколько она одинока. Женщина вдруг ловит себя на мысли, что хотела бы подружиться с этой улыбчивой веснушчатой незнакомкой.

Внезапно на Джо накатывает волна тоски по Люси, и она пытается занять себя бесполезной суетой. Вот почему она расправляет на прилавке лист бумаги, чтобы покупательница могла опробовать на нем перьевую ручку. После слов Эрика-викинга о том, что перьевыми ручками надо пользоваться, иначе они заскучают, Джо стала держать наготове несколько ручек, чтобы люди могли сами оценить, как приятно ими писать.

– Выбирайте, – говорит Джо и с облегчением понимает, что в голосе нет дрожи. Она рада, что неприятный момент миновал.

Карамельно-ирисковые кудри наклоняются над прилавком.

– Они выглядят очень по-взрослому. – Молодая женщина наклоняет голову набок. – Может быть, вот эту.

Она выбирает простую, серого цвета ручку с серебристой полоской, опоясывающей середину корпуса.

А Джо тем временем мысленно соглашается с покупательницей. Все ее перьевые ручки выглядят очень солидно. Словно дядя их выбирал сам. Возможно, существуют более яркие, более современные перьевые ручки, которые можно было бы выставить на продажу. Странно, что ей до сих пор такие не встречались. Впрочем, Джо даже в соцсетях не натыкалась на таких же фанатов перьевых ручек, как она сама, а Джеймс вечно посмеивался над ее «любовью к канцелярщине». Считая это чистой воды ребячеством, Джо старалась избавиться от этой тяги к мелочовке, пока жила с Джеймсом.

– И зачем только я это делала?

– Что, простите? – недоуменно спрашивает обладательница карамельно-ирисковых кудрей.

Джо не сразу поняла, что сказала это вслух.

– Простите… Нет, ничего, это я так… – тут же забормотала она.

– Что бы такое написать? – задумчиво спрашивает девушка.

– Что хотите.

Девушка принимается размышлять, глядя куда-то в пространство, а Джо тем временем бросает быстрый взгляд в заднюю часть магазина. Туда, где по-прежнему стоит Беглянка-викарий, изучая товары на полках.

Кудрявая головка наклоняется над прилавком, желтые в горошек митенки лежат рядом с кучкой перьевых ручек.

– Ох, я как будто в прошлое перенеслась, – бормочет молодая женщина над бумагой.

Она выпрямляется, и Джо видит два слова: «Дорогая Джиана», за которыми следуют две строки текста на каком-то иностранном языке. Почерк молодой женщины изобилует петлями и завитками, так похожими на ее кудри.

– Вы итальянка? – пытается угадать Джо.

– Нет, но когда-то у меня была подруга по переписке из Италии. Мы с ней много лет переписывались. Я до сих пор храню все ее письма, они лежат у меня в сундучке под кроватью.

Молодая женщина проводит кончиком своего пальца по имени своей подруги.

– Ой, размазалось! – с отчаянием разочарованного ребенка восклицает покупательница.

Джо спешит успокоить ее.

– Вы с ней до сих пор переписываетесь? – спрашивает она.

– Нет, – отвечает молодая женщина, не отрывая взгляда от смазанного имени. – Иногда мы пишем друг другу сообщения. Прежде я обожала получать от Джианы письма, – нежно добавляет она.

– Вам стоит написать ей письмо.

Отвечает не Джо, а низенькая женщина с сияющими глазами и в парике, которая незаметно подошла и встала рядом с молодой покупательницей. У Джо невольно возникает ощущение, будто на ее прилавке примостился крапивник.

Девушка в желтом пальто с улыбкой бросает взгляд на викария:

– Можно и написать.

– Мне кажется прекрасным время от времени напоминать нашим друзьям, как они нам дороги, – говорит Беглянка-викарий и трогает пальцами бумагу прямо над смазанными словами «Дорогая Джиана». Джо сразу бросается в глаза нежность и изящество ее руки. – А что самое замечательное в письмах – это редкая возможность назвать наших друзей «дорогими».

Она поднимает глаза на Джо.

– Можно и мне попробовать? – спрашивает викарий, указывая на перьевую ручку на прилавке.

Джо в первый раз подмечает ее едва заметный шотландский акцент. Наверное, с тех пор, как викарий покинула родные места, прошло немало времени.

– Конечно, – отвечает Джо.

Беглянка-викарий смеряет ее долгим внимательным взглядом. Глаза у нее карие, шоколадного оттенка, с золотистыми искорками… у Джо создается впечатление, что викарий пытается намекнуть ей на что-то.

Теперь над бумагой склоняется рыжеватый парик. О чем писать, Беглянка-викарий долго не думает.

– О, это чудесно, – говорит молодая женщина, первой прочитавшая написанное. Она поворачивает листок бумаги так, чтобы Джо тоже смогла прочитать.

Почерк ровный, размеренный. Только буквы «S» слегка приплясывают, словно пытаются пойти наперекор остальным буквам, выстроившимся в благопристойном порядке.

Я постиг молчание звезд и моря,

И молчание города в тихий час…[7]

Джо не знает, что сказать. Это какой-то намек? Ей велят хранить молчание? Безмолвствовать?

– Это отрывок из какого-то стихотворения? – спрашивает обладательница карамельно-ирисковых кудрей.

– Да, только я забыла, кто его написал. Но мне оно кажется подходящим. Такое чувство, будто здесь, в этом магазине, город замер. Сама жизнь замерла и безмолвствует.

Джо не знает, что на это ответить, – похоже, эта женщина видит ее здесь как бы застывшей во времени. Зависшей в лимбе между адом и раем.

– А вы пишете перьевыми ручками? – спрашивает Джо, не в силах придумать ничего лучшего.

– Пишу. Когда-то давно я подписывала ими бумаги, которые должны храниться сотни лет. Мы использовали особые чернила, которые темнели со временем. Мне нравилось думать, что имена не поблекнут, а, напротив, станут еще ярче. И продолжат жить дальше.

– А