От Данте к Альберти - Мери Лазаревна Абрамсон

дело распространения платонизма»{92}. Во второй половине XIV — первой половине XV в. происходило массовое переселение византийских ученых на Запад — не только вследствие усилившейся угрозы турецкого завоевания, но и потому, что интеллектуальный климат ренессансной Италии «оказался для них гораздо более пригодным, нежели нетерпимая идеологическая атмосфера… в Византии»{93}. Множество византийских философов, писателей, учителей, спасаясь от османского ига, бежали в Италию после захвата Константинополя турками (1453).

Византийские ученые, как и итальянские гуманисты, знакомили европейцев с древнегреческими авторами, переводя их сочинения на латынь. Благодаря им Запад узнал Гомера и Софокла, Геродота и Фукидида, Демосфена и Эпикура, Архимеда, Плутарха и Лукиана, а также те произведения Платона и Аристотеля («Евдеменова этика», «Механика» и др.), Евклида, Гиппократа и Галена, Птолемея, Плотина, которые не были известны в средние века. В сущности большинство греческих и римских философов, ученых и писателей, творения которых дошли до нашего времени, были возвращены человечеству в эпоху Ренессанса.

Заслугой гуманистов явилось не только обнаружение и перевод античных произведений, но и неустанное переписывание рукописей — единственный способ их размножения до изобретения в середине XV в. книгопечатания, благодаря которому сочинения античных авторов, как и труды самих гуманистов, стали доступны гораздо более широким кругам населения.

Не всё, однако, в античном мышлении и культуре было близко гуманистическим кругам. В основе античной философии, искусства и поэзии лежало непосредственное восприятие действительности: человек не вычленял себя из вселенной, ощущал себя частью окружающего мира и общества. Древнегреческая классическая цивилизация не знает индивидуализации. Лишь позднее, в философии, литературе и искусстве периода эллинизма и в эпоху Римской империи, находит в определенной степени выражение самосознание индивида. И все же индивидуализм в полном смысле этого слова связан с Возрождением.

Однако, чтобы это стало возможным, понадобился длительный период. Именно средневековье разорвало первичные связи между человеком и космосом и в то же время — между телом и духом, создавая дуализм тела и высшего начала — духа. Обращаясь к богу, человек средневековья должен был углубиться в собственный душевный мир. «Бесконечные поколения аскетов, изо дня в день занятых исключительно попытками привести свою психику в желательное состояние, усердно и дотошно замечавших, какие внешние предметы оказывают на душу то или иное воздействие, как влияет на психическое состояние поза, речь, пребывание среди природы и т. п., накопили неисчерпаемый опыт психологического самонаблюдения. Кроме всего прочего, следует иметь в виду, что в этой культуре самоанализа средневековые люди были, в общем, пионерами… в этом отношении Ренессанс, наполнивший достижения веков монашеской мистики Новым, мирским содержанием, ближе к средневековью, чем к своим грекоримским образцам»{94}.

Средневековое представление о том, что каждый индивид несет нравственную ответственность за все человечество и обязан активно содействовать его спасению, сам драматизм неразрешимого противоречия между плотским и духовным началом, между наклонностью к греху и тягой к божественному, хотя и были со временем преодолены гуманизмом, послужили стимулом к формированию разных философских школ, каждая из которых преодолевала это противоречие по-своему.

То духовное начало, которым были пронизаны философия и искусство средневековья, в Возрождении преображается: из церковного оно становится светским, место бога занимает человек, но такой, какого не знало средневековье. Его личность представляется теперь достойной не только глубокого изучения, но и возвеличения. Цель человеческой жизни — не спасение души, а творчество, познание индивида и мира, служение обществу, а не богу. Дуализм души и тела постепенно сменяется гармонией между ними. В то же время герой Возрождения намного превосходит богатством и сложностью своих внутренних переживаний целостного античного героя. «Ренессанс не принял христианской трагической раздвоенности, но, конечно, не забыл этой внутренней вибрации, напряжения и порыва, а попытался их объективизировать и гармонизировать»{95}. И хотя гуманисты относились резко отрицательно к «темному», «варварскому» средневековью, в действительности оно сделало людей Возрождения душевно богаче (не говоря о достижениях средневековой пауки и искусства, о живом источнике поэзии, которые гуманизм, пусть неосознанно, тоже воспринял).

Уже поэтому Возрождение никоим образом нельзя трактовать как простой возврат к античности. Но имелись и другие причины. Античность представлялась Ренессансу образцом для подражания. Люди того времени обращались к античной культуре в поисках средств для выражения своих взглядов и для создания образов искусства. Но культура Древней Греции и Рима была ими не просто воспринята, а переработана. Свойственный гуманистам критический дух помог им осознать и переосмыслить античное наследие. Уже Петрарка положил в известной мере начало критическому отношению к древним авторам. Несмотря на свое преклонение перед античностью, он, говоря об изучении их трудов и собственном творчестве, сравнивает себя с пчелами, которые «приносят не те цветы, которые используют, но превращают их в достойные удивления воск и мед»{96}. Очень четко выразил ту же мысль Поджо Браччолини. В письме Никколи он замечает, что несколько устал от поисков новых книг. Настало время извлечь из них какую-то практическую пользу. «Ибо постоянно собирать куски дерева, камни, обломки может показаться глупейшим занятием, если из них ничего не будет построено»{97}.

Говоря о коренном отличии гуманистического отношения к античной культуре от средневекового, известный итальянский ученый Э. Гарэн отмечает: «Только обретение чувства античного как чувства истории, свойственное филологическому гуманизму, позволило верно оценить эти теории (античных ученых. — М. А.) как размышления людей, продукты определенной культуры, результаты частных экспериментов; не как откровения природы или бога, возвещенные Аристотелем либо Аверроэсом, а как представления и мысли людей»{98}. Гуманисты отказались от характерного для средних веков использования античных текстов как письмен, имеющих скрытое значение, которое можно выявить с помощью толкований. Как бы они ни восхищались древними философами и поэтами, гуманистическое восприятие было свежим и непредвзятым, а главное оно позволило открыть в древних текстах то содержание, которое было обусловлено породившей тексты эпохой. Это содержание послужило строительным материалом для формирования культуры Возрождения. Таким образом, с гуманистами связано новое отношение к античности как к особой эпохе, а вместе с тем — восхищение прекрасными образами античной культуры, сохранившееся и в наши дни.

* * *

Итак, чтобы овладеть всем богатством античной культуры, гуманистам предстоял огромный труд, характер которого выявил качественное отличие мышления передовых людей этой эпохи от традиционного. Перед ними стояла задача очистить от средневековых наслоений те античные труды, которые были искажены переводом, переработкой или произвольно сделанными из них компиляциями, имевшими столь широкое хождение в пору господства схоластики. В конце XIV в. Колюччо Салютати в трактате «О роке, судьбе и случае» заявляет, что прежде, чем приступить к философским диспутам, нужно установить подлинный