Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу - Вольфганг Акунов

Избранная им тактика всецело оправдалась. Учтивые «находники из-за моря» ухитрились в кратчайшие сроки буквально очаровать своим «вежеством» квилонцев, готовых теперь на любые уступки. Тем более, что Албукерки наглядно продемонстрировал им способность португальцев превращаться, в случае необходимости, из сердечных друзей в опасных врагов. Увидев в один прекрасный день в море тридцать каликутских кораблей, шедших на раздутых парусах на юг, три португальские каравеллы незамедлительно начали на них охоту. Однако наступивший на море штиль помешал им настигнуть добычу. Ночью каликутская флотилия потихоньку вошла в гавань Квилона, полагая, что ей там будет безопаснее, чем в открытом море. На следующий день Албукерки потребовал от квилонского градоначальника выдачи каликутских кораблей, угрожая, что иначе ему, полномочному представителю великого монарха Португалии, к его величайшему сожалению, придется войти в гавань Квилона и сжечь все укрывшиеся там суда из Каликута. Градоначальник возразил, что Квилон находится в дружеских отношениях с Каликутом, и потому сам он не осмеливается дать Албукерки однозначный ответ, но направит гонца к своему отсутствующему в городе радже в военный стан за окончательным решением.

Ответ раджи, уже возвращавшегося из похода, не замедлил себя долго ждать. Раджа просил Албукерки оказать ему любезность и не трогать каликутские суда, вверившие себя покровительству Квилона и отдавшие себя под его защиту, если те не попытаются без разрешения, самовольно, удалиться из квилонской гавани. И тут португалец разыграл настоящую комедию. Сделав вид, что ему очень трудно удержаться от уничтожения запертых в гавани Квилона каликутских кораблей, он не уставал заверять квилонского раджу в том, что лишь желание продемонстрировать тому, как он, Албукерки, его, квилонского раджу, ценит и любит, удержало его от сокрушительного удара по каликутцам.

Через несколько недель три каравеллы дома Афонсу, нагруженные, так сказать, по самую ватерлинию, благополучно возвратились в Кочин, уже покинутый домом Франсишку. Там Албукерки, снабдив новый португальский форт в избытке провиантом и боеприпасами, оставил в нем гарнизон, состоявший из семидесяти солдат под командованием столь же ученого, сколь и отважного Дуарти Пашеку.

Многие из соратников дома Афонсу вполне резонно полагали, что гарнизон вряд ли переживет следующие двенадцать месяцев. Ибо, как только флот с грузом пряностей отбудет в Португалию, вне всякого сомнения, прибудет самурим. И, уж конечно, как и в прошлый раз, во главе многочисленного войска. «И тогда — да смилостивится Господь над Дуарти Пашеку и над его храбрецами!» — говорили эти пессимисты. В действительности обстоятельства сложились не столь трагически, как они опасались. Гарнизон остался в живых, хотя ему пришлось вести с войсками самурима борьбу не на жизнь, а на смерть на протяжении восьмимесячной осады, снятой, наконец, в 1504 году с помощью подоспевшей на выручку осажденным из далекой Португалии очередной эскадры.

Афонсу ди Албукерки снова встретился со своим кузеном Франсишку в Каликуте, где он обсуждал условия мирного договора с самуримом. Хитрый, речистый индиец очень много говорил о своем миролюбии, но действия его расходились со словами. Наконец, кузены Албукерки убедились в том, что только зря теряют время, и отплыли в Каннанури, где Франсишку намеревался принять на борт последнюю партию груза.

Как и раньше, он и его люди не проявляли должного усердия и расторопности, хотя уже наступил январь, и попутные ветры могли внезапно стихнуть. Наблюдая за мешкавшим кузеном, Афонсу прямо-таки кипел от возмущения и места себе не находил от нетерпения. Но, поскольку, по королевской инструкции двоюродные братья были обязаны возвратиться в Португалию вместе, а не поодиночке, ценившему, превыше всего, исполнительность и дисциплину, Албукерки оставалось только ждать, тщетно призывая нерасторопного дома Франсишку быть немного пошустрее. Но, в конце концов, у него лопнуло терпение. Афонсу созвал совет капитанов, санкционировавший отплытие его эскадры в случае, если Франсишку не примет на борт последнюю парию груза до 20 января. Однако и это не подействовало на упорствовавшего в своей всегдашней нерадивости дома Франсишку, продолжавшего упорно мешкать. И тогда Афонсу приказал своим кораблям поднять якоря 25 января.

Возвращение к родным берегам прошло, по тогдашним меркам, без особых происшествий. Правда, у побережья Восточной Африки стали подходить к концу запасы питьевой воды. Однако неподалеку от мыса Доброй Надежды три каравеллы запаслись водой (при этом затонула изъеденная червями шлюпка с флагманского корабля). Наступивший затем штиль продержал эскадру несколько недель у западного побережья Африки. Но все закончилось благополучно, и в конце июля каравеллы Албукерки вошли в лиссабонскую гавань. Кроме богатого груза пряностей, дом Афонсу привез и поднес в дар своему обожаемому монарху сорок дорогих жемчужин, восемь перламутровых раковин, алмаз размером с боб и множество драгоценных камней.

Ни один из трех кораблей его нерасторопного кузена Франсишку, вышедших в море из каннанурской гавани 5 февраля, так никогда и не появился в Португалии, без вести затерявшись на просторах моря-океана. Впрочем, подобное тогда случалось сплошь и рядом. Команды куда более крупных эскадр даже в мирное время регулярно шли в полном составе на дно, на корм рыбам, спрутам или крабам. И никого это особенно не волновало. Ибо, как гласило крылатое латинское изречение: «Navigare necesse est, vivere non est necesse». Или, говоря по-русски: «Плавать по морю необходимо, жить же нет необходимости»…

Когда мир узнал о том, что происходит в Индии, на международном рынке перца началась паника. Турецкий султан и венецианские купцы скрежетали зубами от ярости, осознав, что времена их монополии на рынке пряностей прошли безвозвратно. Теперь пряности доставлялись морем из Индии в Лиссабон, после чего продавались в Европе по ценам, хотя и высоким, но не столь бешено завышенным, как прежде.

Внешне отношения сердечной дружбы между Венецией и Португалией не изменились ни на йоту. Послы обоих государств по-прежнему изощрялись во взаимных любезностях, выражая сердечную приязнь к партнерам в высокопарных фразах, правила которых диктовались требованиями дипломатического этикета. Что не мешало каждой из сторон, соревновавшихся друг с другом в вежливости, стараться за кулисами добраться до глотки другой стороны, чтобы ее половчей перерезать.

Лиссабон кишмя кишел венецианскими шпионами. Они следили за португальскими вельможами и следовали за простыми моряками по пятам в портовые таверны, проникали на придворные балы и заполняли причалы. Мало того! Путем подкупа «нужных людей» соглядатаи республики святого Марка проложили себе путь даже в португальский государственный архив так называемого «Индийского Дома» в Лиссабоне, где под замками и запорами хранились секретные отчеты мореплавателей о последних географических открытиях, ухитрившись похитить оттуда и переправить в Италию несколько ревностно и тщательно охраняемых тогдашних португальских карт. Справедливости ради, следует заметить, что венецианцы не были одиноки в своем рвении проникнуть как можно глубже в португальские секреты. Не отставали от шпионов «царицы Адриатики» и соглядатаи других государств солнечной Италии. Так, например, герцог Феррары Эрколе I д’Эсте направил в Лиссабон под видом торговца лошадьми своего агента Альберто Кантино. Не скупясь на взятки, Кантино получил доступ в «Индийский дом» и приобрёл там копию планисферы (карты мира с изображением последних португальских открытий, включая берег Бразилии, обнаруженный в 1500 году Кабралом). В 1502 году Кантино тайком вывез три склеенных листа пергамена, на которые была нанесена планисфера, в Италию. Документ получил большую известность под названием «Планисферы Кантино» и лег в основу популярной карты мира Кавери (1505). В настоящее время планисфера Кантино хранится в библиотеке Эстенсе в итальянском городе Модене. Впрочем, довольно об этом…