Прекрасное разнообразие - Доминик Смит

Она предчувствовала, что наша жизнь изменится. Теперь она не будет больше готовить нам с отцом горячий шоколад и подавать его с куском пирога поздно ночью, в то время как мы увлеченно изучаем холмистую местность синусоидальных колебаний или выписываем кривые буковки переменных. Она поняла, что мы строили не кафедральный собор, а в лучшем случае часовню, а может быть, и просто хибарку из подручного материала.

Отец задержался на лестнице, обернулся вполоборота и сказал, словно обращаясь к кому-то прятавшемуся в кулисах:

— Натан, наше сознание не принадлежит нам. Оно принадлежит Вселенной, так же как озон или черные дыры.

Мама положила руки на стол:

— Послушай, Сэмюэль, хватит! Он не собачка, которую учат прыгать через обручи. Пусть останется самим собой!

У меня заныла шея. Отец потеребил пуговицу на рубашке, потом коротко взглянул на маму, словно человек, вставший не с той ноги, но вынужденный быть вежливым с окружающими. Затем он прошел в конец зала, взял под мышку мой вулкан и направился к выходу. За вулканом по-прежнему тянулась тонкая полоска дыма.

После этой викторины меня больше не посылали в летние лагеря для молодых дарований, и я стал проводить больше времени с Максом и Беном. Мы катались на велосипедах, вырезали перочинными ножами деревянные фигурки и пускали во время ливня теннисные мячики по водосточным канавам. Никто из нас — полуподростков-полуюношей — еще не имел дел с девчонками. Мы совершали подвиги на близлежащем карьере или в пруду за нашим домом. Макс, очкастый, загорелый и босой, — наш вожак; Бен, приземистый и коренастый, но с тонким голосом, — у него на подхвате, он часто служил мишенью для наших шуток. Ну а я — их публика, слушатель и наблюдатель. Я не унаследовал отцовского аналитического ума, но у меня была его отстраненность от происходящего; иногда я чувствовал, что как будто послан к людям для того, чтобы наблюдать за их поступками и запоминать их.

— В атаку, Нат! — кричал мне Макс. — Мы возьмем эту крепость и обрушим эти скалы на Бена!

Был летний день, мы играли в карьере. Я рассматривал песчаник и кусочки кварца, хрустевшие у нас под ногами, и никак не разделял энтузиазма Макса.

— Давай лучше что-нибудь построим, — предложил я. — Каменный храм, например.

Макс презрительно скривился:

— Там сидит человек, мы должны взять его в плен.

Он показал на каменную насыпь, за которой прятался Бен. Словно услышав его слова, враг издал протяжный вой, однако из-за укрытия не высунулся.

В отличие от Макса, для меня камни были не просто оружием. Как ни неприятно в этом сознаваться, я все еще интересовался тем, откуда они появились: какие геологические процессы — разлитие лавы или что-то другое — породили эти скалы?

Макс вышел из укрытия, принес свои извинения Бену и прошел мимо меня с тем презрительным выражением лица, которое предназначалось только для предателей и двойных агентов. Он нуждался в помощи, а я не оправдал его надежд.

В это же время моя мама, всегда интересовавшаяся зарубежной культурой и особенно одеждой, вступила в клуб, называвшийся «Леварт»,[22]и вскоре его возглавила. Члены клуба ходили друг к другу в гости и, сидя в гостиных, обсуждали дальние страны. Кроме того, они готовили экзотическую еду, индийскую, тайскую или греческую, собирали иностранные вещички ручной работы и строили планы совместных путешествий. Я мог теперь застать дома таинственную полутьму, запах кориандра и душистого базилика, а также дюжину домохозяек, сидевших в нашем «зале» с бокалами вина в руках. Они были бы уместнее где-нибудь на пляже, в шезлонгах под тентами, за чтением пикантных романов. Как-то раз я подслушал, как мама говорит им во время «полинезийского» ужина:

— Представьте, каково это — носить юбку из цветков гибискуса!

Сама она в этот момент сидела на диване в юбке из простой шотландки, положив ногу на ногу. Щеки ее разгорелись от вина, а в ушах поблескивали нефритовые сережки. Гостьи улыбались и кивали, и маме их присутствие было явно приятно: она ведь столько времени провела взаперти со своим равнодушным к соблазнам мира мужем и странным сыном и только теперь нашла занятие лично для себя, пусть это и была всего лишь болтовня с соседками или весьма умеренные скандалы, когда кто-нибудь из их родственников заявлялся в экзотической одежде дикаря, сверкая голой грудью.

Отец тем временем проводил время в компании Чарльза Мингуса и за решением непонятных простым смертным физических задач. По утрам он уезжал в колледж раньше, чем я просыпался. Мы ужинали вместе, но по большей части молчали, не зная, что друг другу сказать. Многие годы мы говорили о предстоящих мне олимпиадах по физике и образовательных программах по математике и теперь не могли найти новых тем. Отец отводил взгляд, смотрел то на коврик, то в окно на деревья сада. Однажды вечером после продолжительного молчания мама сказала:

— Сэмюэль, ты не мог бы сделать хотя бы небольшое усилие, чтобы вернуться на эту планету? Ну неужели тебе так сложно спросить, как мы провели день, или немного поболтать о погоде?

Отец оторвал взгляд от пола и улыбнулся нам кроткой улыбкой.

— Привет! — сказал он. — Как дела?

— Поздно уже, — вздохнула в ответ мать. — Попробуем в следующий раз. — Она вручила мне блюдо с каччиаторе[23]и добавила: — Натан, пожалуйста, положи отцу побольше!

Его как бы наказывали и поощряли едой. Я взял в руки глазированное блюдо. На рисунке, выполненном синим марокканским кобальтом, были изображены маленькие острова в форме цыплят на фоне сапфировых берегов. Даже не поглядев на отца, я переложил в его тарелку несколько кусков курицы и полил их соусом. Он сидел с печальным лицом и держал наготове вилку и нож.

— Вы относитесь ко мне как к ребенку, — буркнул он нам.

Мама, как раз приносившая из кухни следующее блюдо, ответила:

— А почему мы к тебе так относимся, ты подумал?

Мы с отцом продолжили ужин в молчании.

Мои родители поженились через три месяца после знакомства. Во время учебы в колледже в Мэдисоне и по его окончании мама ходила на свидания с дантистами, бизнесменами, адвокатами — в основном мужчинами гораздо старше ее, которые любили рыбалку и платили алименты бывшим женам. Я думаю, что она переносила на них чувства, предназначавшиеся ее отсутствовавшему отцу. Их имена и фамилии звучали странно: что-то вроде Брюстер Макинтош или Джимми Баттеруорф. Она, несомненно, собиралась выйти замуж и нарожать кучу детей. Кроме того, она мечтала пожить за границей, например поступив на дипломатическую службу. Но затем умерла тетя Беула, и маме достался дом. У нее не хватило духу продать его или сдать в аренду, и потому она вернулась в родной город. Вскоре после этого на вечеринке, которую устраивала жена одного из профессоров, она встретила моего будущего отца. Он только что окончил аспирантуру в Стэнфорде и устроился в местный университет ассистентом по кафедре физики.