Удержать престол - Денис Старый

быть… нет же, обязательно, проведет консультации с военными и с людьми, которые что-то понимают в сельском хозяйстве и особенностях его ведения в Московии. Без элементарной пищи не может быть войско, да и власть становится слишком шаткой, когда народ голодает.

«Мой венценосный брат Сигизмунд» — Скарга мысленно озвучивал для себя письмо. — «Пишет тебе твой брат Димитрий Иоаннович, император Всероссийский».

— Всероссийский! — вслух повторил Петр Скарга.

— Что? — не расслышал король.

— Я о том, что пес беглый называет себя всероссийским. Это же показывает, что он не признает титул Великого князя литовского русского, жамойцкого и иншая. Русского! А он пишет всероссийский, — объяснял Скарга.

«Ты король и повинен своих подданных в узде держать, но они грабят мои земли. Оттого и твоя вина есть», — продолжал мысленно повторять текст письма иезуит.

Вот эту часть послания Сигизмунду, иезуит решил лишний раз не озвучивать. Прямое обвинение, на грани оскорбление польского короля, с намеком на его беспомощность. Нужна была бы война, повод к ней уже есть.

— Я могу отозвать Меховецкого, призвать не воевать на землях Московии. Но тогда многие, кто сейчас в Московии своевольничает, вернуться на рокош, против меня. Тот же Лисовский. Он увел более тысячи человек от Зебжидовского, — оправдывался король.

«Коли до осени я не услышу решений и действенных призывов от монарха, что уразумит своих подданных, почну делать то с твоей державой, что ты с моей. Разорять и жечь. Токмо, брат мой, есть у нас общий враг — татары, что кожнае лето уводят тысячи людей с наших земель. Подумай, что лепей… слышать, как твои земли грабят, али то, как ты со мной вместе бьешь татарву».

— Спросите у гетмана, куда именно может последовать удар из Московии. У Димитра есть казаки, он может наслать их. Вряд ли ударит с юга, там сечевое казачество, с которым мы замирились, Сагайдачный не даст хозяйничать на Украинах. Он ничего не сделает, это пустые угрозы. Так что собака брешет, а на цепи сидит, — сказал Петр Скарга и стал ожидать, когда ему невыносимо сильно захочется кивнуть, соглашаясь с самим собой.

Но кивок не приходил, что-то мешало кивнуть, согласиться. Иезуит верил, что не врал, он говорил о том, о чем и сам думал, но кивка не случилось.

* * *

Москва

14 августа 1606 года

— Чего рыдаешь, дура-баба? — незлобиво, даже участливо, спросил, Егор у Милки.

— Счастье мое бабье не долгое, — всхлипывала Милка.

— Ну говорю же, дура-баба. Мы венчаны, я доволен тобой и домашним строем, что ты сладила. Не забижаю тебя. Так чего рыдать? –удивлялся Егор, не принимая аргументы своей уже венчанной жены.

Егора все-таки приняли в ближние рынды государя. Не рынды, а «телохранители», но многие по старинке называют бодигардов рындами. Теперь Егор может быть дома не больше трех, даже не дней, но лишь ночей, в седмицу. Остальное время: либо тренировки, либо сама, непосредственно, служба.

И Егор был счастлив. Он не говорил Милке, не стоит жене нервничать, но уже скоро казак может получить и отчество и стать дворянином. У государя не могут служить люди не дворянского сословия. Ну а Милка становится, стало быть, дворянской. Денег у них, чтобы соответствовать статусу, более нужного, тут и на боярство потянуть можно, так что скоро, очень скоро Егор станет Егором Ивановичем Игнатовым, если взять фамилию от деда Игната.

— Расскажи, что без меня два дня делала! — сказал Егор, вставая с семейного ложа, чтобы ополоснуться холодной водой.

Август выдался еще более жарким месяцем, чем часто дождливый июль и один из телохранителей государя постоянно окатывал себя водой. Егор принимал едкий запад конского пота и всего, что связано с животным, но может излучать специфический аромат. Однако парень не терпел собственную вонь, от того мылся чаще многих, по крайней мере, омывался водой.

— Марье допомогла, на Варварку сходила, купила хлеба, да овса три пуда закупила, — стала отчитываться Милка.

— Да ты мне расскажи, что люд московский говорит, Колотуша о чем вещает! — попросил Егор.

Не то, чтобы у него было задание от государя собирать информацию. Парень уже понял, что и такие сведения собираются по Москве и иным городам, но это делают другие люди. На самом деле, Егору было важно, что он уж точно на правильной стороне, что государь, которого он начинает искренне уважать и даже почитать, любим народом. Это ощущения сродни с теми, когда сыну приятно слышать от чужих людей, что его отец, на самом деле, геройский, правильный.

— Так говорят, что молиться стал часто государь, да примирил патриархов. То в народе ценят. Окромя того, ждут, что Юрьев день введет, да свободу даст. Устали люди от войн, потому многие желали бы примирения Димитриев. Невдомек людям отчего не признать нашему Димитрию того, могилевца, да приставить к службе. Там и внук Ивана Великого Петр Федорович, так и того нужно приветить по-родственному, царя-Шуйского отправить воеводой в Вятку. Так и кровь более не прольется, всем добре будет, согласие… — Милка замялась. — Иные говорят, что на кол всех бояр посадить, что они окромя заговоров ничего и не делают, такие також есть на Москве. Говорят, что бояре повинны оборонять, а по русской земле и ляхи и уже свеи насильничают, да и казаки грабят.

Милка замялась. В их, уже семье, было не принято вспоминать те особенности знакомства, что имели место в деревне Демьяхи. Тогда погиб отец, брат, да вся, наверное, деревня была уничтожена. Саму Милку снасильничал казацкий сотник. А тут она сама говорит о казаках и их бесчинствах.

Стук в дверь снял неловкость с лица Милки, которая корила и ругала себя, что пошла под венец, да за любимого, но не смогла сберечь себя для мужа. Безусловно, за ней не было никакой вины и девушка оказала сопротивление, когда ее насильничали. Но куда там хрупкой Милке справиться с опытными насильниками?

— Хозяин, открой! — потребовал голос с улицы.

Дом, который занимали молодожены, был добротный и имел даже немного внутренней территории двора, вход в который был через ворота. Так себе преграда, но четыре мужчины, что просились в гости, остановились и не стали ломиться силой.

— Демьяха отнеси в сени, да оставь играться. Сама сховайся, да не показывайся! — потребовал Егор, быстро застегивая пояс с саблей и заряжая два пистоля, что ему выдали, как телохранителю государя.

—