Мичман Хорнблауэр - Сесил Скотт Форестер

— Я выброшу за борт груз, — сказал Хорнблауэр. Никогда в жизни не произносил он таких слов, только читал. — Приведите пленных и приступайте.

Задраенный люк заметно выгнулся наружу, клинья вышибло, одна планка с треском отлетела и встала торчком.

Когда французы подняли крышку, из люка полезло что-то коричневое: внутреннее давление выталкивало мешок с рисом.

— Цепляйте тали и тащите наверх, — сказал Хорнблауэр.

Мешок за мешком поднимался из трюма, иные рвались, обрушивая на палубу водопад риса, но это было неважно. Другие матросы тащили мешки к левому борту и сбрасывали в вечно голодное море. После трех первых мешков стало труднее: груз спрессовался намертво. Двоим пришлось спуститься, чтобы освобождать мешки с помощью рычага и поправлять канаты. Два француза, на которых указал Хорнблауэр, заколебались — мешки могли быть не все плотно прижаты друг к другу, а трюм качающегося корабля, где груз может обрушиться и похоронить заживо, место весьма опасное, — но Хорнблауэру было сейчас не до чьих-то страхов. Он только нахмурил брови, и они поспешно спустились в люк. Час за часом шла титаническая работа, матросы за талями обливались потом и изнемогали от усталости, и тем не менее они должны были время от времени сменять тех, кто внизу. Мешки спрессовались слоями, вжались в днище и в палубу сверху, так что, разобрав их непосредственно под люком, пришлось растаскивать каждый пласт в отдельности. Когда под люком расчистили небольшое пространство и забрались глубже в трюм, то сделали неизбежное открытие: нижние ярусы мешков намокли, их содержимое разбухло, и мешковина лопнула. Вся нижняя часть трюма была забита мокрым рисом, извлечь который можно было лишь совковыми лопатами и подъемниками. Мешки верхних ярусов дальше от люка были плотно прижаты к палубе: чтобы выворотить их и подтащить к люку, требовались неимоверные усилия.

Хорнблауэр глубоко погрузился в эту проблему, но его отвлек, тронув за локоть, Мэтьюз.

— Не пойдет так, сэр, — сказал Мэтьюз, — она глубже в воде и быстро оседает.

Хорнблауэр подошел к борту и поглядел вниз. Сомнений быть не могло. Он сам осматривал корпус снаружи и прекрасно помнил расстояние до ватерлинии, еще более точную отметку давал подведенный под корабельное днище прошитый парус. Бриг осел на целых шесть дюймов — это после того, как они выбросили за борт не менее пятидесяти тонн риса. Бриг течет, как корзина: вода, проникая в разошедшиеся швы, жадно впитывается рисом.

Хорнблауэр почувствовал боль в левой руке и, посмотрев вниз, обнаружил, что, сам того не замечая, до боли сжал ограждение. Он отпустил руку и поглядел вокруг, на садящееся солнце и мерно вздымающееся море. Он не хотел сдаваться, не хотел признавать поражение. Французский капитан подошел к нему.

— Это сумасшествие, — сказал он. — Безумие. Мои люди падают от усталости.

Хорнблауэр видел, как над люком Хантер линьком понукает французов — линек так и мелькал. Эти французы много не наработают. Тут «Мари Галант» тяжело поднялась на волне и перевалилась на другой бок. Даже Хорнблауэр при всей своей неопытности видел неповоротливость и зловещую медлительность ее движений. Бригу недолго оставаться на плаву, а сделать надо так много.

— Я начну приготовления к тому, чтобы покинуть судно. — Говоря это, он выпятил подбородок: пусть ни французы, ни матросы не догадываются о его отчаянии.

— Есть, сэр, — сказал Мэтьюз.

Шлюпка на «Мари Галант» была закреплена на ростр-блоках позади грот-мачты. По команде Мэтьюза матросы бросили поднимать груз и поспешно принялись укладывать в лодку пищу и воду.

— Прошу прощения, сэр, — произнес Хантер рядом с Хорнблауэром, — но вам надо найти себе теплую одежду, сэр. Я как-то провел десять дней в открытой лодке, сэр.

— Спасибо, Хантер, — сказал Хорнблауэр.

Позаботиться надо было о многом. Навигационные приборы, карты, компас — а сможет ли он пользоваться секстаном в качающейся шлюпке?

Элементарная предусмотрительность требовала, чтобы они взяли столько пищи и воды, сколько выдержит шлюпка, но — Хорнблауэр с опаской озирал несчастное суденышко — семнадцать человек все равно ее перегрузят. Тут придется положиться на французского капитана и на Мэтьюза.

Моряки встали к талям, сняли шлюпку с ростр-блоков и спустили на воду с подветренного борта. «Мари Галант» зарылась носом в волну, не желая на нее взбираться: зеленая вода накатилась на нос и побежала по палубе к корме, пока корабль не наклонился лениво и она не стекла в шпигаты. На счету была каждая минута — душераздирающий треск снизу говорил, что груз по-прежнему разбухает и давит на переборки. Среди французов началась паника, они с громкими криками бросились в шлюпку. Французский капитан взглянул на Хорнблауэра и последовал за ними; два британских моряка уже были внизу, удерживая лодку.

— Вперед, — сказал Хорнблауэр ожидавшим его Мэтьюзу и Карсону. Он — капитан, его долг — последним оставлять корабль.

Бриг погрузился уже так глубоко, что не составило никакого труда шагнуть в лодку с палубы; британские моряки на корме подвинулись, освобождая Хорнблауэру место.

— Берите румпель, Мэтьюз, — сказал Хорнблауэр. Он сомневался, что сможет управлять перегруженной лодкой. — Отваливай!

Лодка и бриг разошлись; «Мари Галант» с закрепленным штурвалом встала носом по ветру и на секунду замерла. Потом резко накренилась, едва не черпнув воду шпигатом правого борта. Следующая волна прокатилась по палубе, заливая открытый люк. Потом судно выпрямилось — палуба почти вровень с морем — и ровно-ровно погрузилось под воду. Волны сомкнулись над ним, медленно исчезли мачты. Еще несколько мгновений паруса виднелись сквозь зеленую воду.

— Затонула, — сказал Мэтьюз.

Хорнблауэр смотрел, как тонет его первое судно. Ему доверили «Мари Галант», поручили отвести ее в порт, а он не справился, не справился со своим первым самостоятельным заданием. Он пристально смотрел на заходящее солнце, надеясь, что никто не заметит его слез.

Заря занималась над неспокойными водами Бискайского залива, освещая маленькую шлюпку на его бескрайних просторах. Шлюпка была набита битком: на носу сгрудилась команда затонувшего брига «Мари Галант», в середине сидели капитан и его помощник, на корме — мичман Горацио Хорнблауэр и четверо английских моряков, составлявших некогда призовую команду брига. Хорнблауэр мучился морской болезнью — его нежный желудок кое-как привык к движениям «Неустанного», но не вынес фокусов маленькой, резво плясавшей на волнах шлюпки. Кроме того, он замерз и бесконечно устал после второй бессонной ночи — его рвало до самого утра, — и в подавленном состоянии, вызванном морской болезнью, мысли вновь и вновь возвращались к гибели «Мари Галант». Если б только он раньше догадался заделать пробоину! Любые оправдания отметались с порога. Да, матросов было так мало, а дел так много: стеречь французскую команду, устранять повреждение такелажа, прокладывать курс. Да, то что «Мари Галант» везла рис, способный впитывать влагу, сбило его с толку, когда он вспомнил-таки замерить высоту воды в льяле. Да, все так, но факт остается фактом: он потерял судно, свое первое судно! В собственных глазах он оправдаться не мог.