Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству - Софи Нордье

Вилланы оцепенели — на них летел сам архангел Михаил с темными крыльями за спиной.

А грозный всадник с развевающимся за спиной плащом уже был возле пленницы, и его жеребец безжалостно затоптал бородатого мужика. Сжимая в одной руке щит и поводья, Робер свесился с седла, на ходу подхватил женщину поперек туловища и забросил ее на коня перед собой. Не останавливаясь, дестриэ, управляемый лишь ногами рыцаря, помчался на противоположную сторону поляны и резко развернулся. С криками «Монжуа! Сен-Дени!» на вилланов летели с разных сторон другие всадники. Мужики с перепугу подумали, будто на них напал огромный отряд, и замерли в нерешительности.

— Родная, поскорее перелезай мне за спину, я должен сражаться, — сказал де Дрё.

Сабина уже узнала Робера и, держась за него руками, перебралась на кожаный накрупник. Граф тут же вытащил из ножен тяжелый меч.

Между тем крестьяне разобрались, что нападавших всего пятеро, а их самих — более трех дюжин. Осмелев, вилланы пустили в ход ножи и дубинки. Граф, повернувшись спиной к огромному дереву, сросшемуся тремя стволами и защищавшему Сабину с тыла, отбивался с неистовой яростью. Мужики наседали. Кровавая пелена застилала Роберу глаза, и он крикнул Сабине:

— Прижмись ко мне как можно сильнее!

Почувствовав, что женские руки крепче обхватили его живот, граф поднял коня на дыбы. Он получил возможность разить врага мечом с обеих сторон, а дестриэ насмерть забивал вилланов мощными копытами. Пространство вокруг было уже усеяно телами с отрубленными конечностями и разбитыми черепами. Одному мужику удалось подкрасться сзади, и, замахнувшись, он едва не вонзил нож в Сабину. Но вышколенный конь Робера почуял врага и лягнул его копытом. Виллан отлетел в сторону, а его нож случайно вонзился в голень рыцаря, пробив звенья кольчужных шосс. Робер слегка охнул, но лишь усилил смертоносные удары, вновь и вновь поднимая коня на дыбы.

Вилланы отступили от неистового рыцаря. Они решили сосредоточить силы на остальных всадниках, не таких отчаянных, а потом сообща наброситься на их предводителя.

Робер получил передышку и, тяжело дыша, повернул голову к Сабине:

— Ты в порядке?

— Да, я цела, — ответила баронесса и зашлась кашлем.

Шлем не позволил графу увидеть ее, но сквозь узкие прорези в топфхельме он разглядел в густом кустарнике пожилого мужчину. Тот, прижимая палец к губам, жестом подзывал Робера к себе. Всадник приблизился.

— Господин де Дрё, езжайте за мной, я вас спрячу.

Лицо этого человека показалось графу знакомым, к тому же старик узнал его герб, да и выхода другого у Робера не было. Один его оруженосец уже убит, другой из последних сил держится в седле, а опьяневшие от крови мужики продолжают сражаться, не давая им уйти.

— Симон! — крикнул Робер и, когда тот повернулся, показал знаком: «Я увожу женщину».

Воин кивнул и решительно двинулся в противоположную сторону, отвлекая врагов на себя. Улучив момент, граф скрылся в густом подлеске. Заметив это, вилланы подняли вой, но погони не последовало. Видимо, уставшие мужики решили поберечь силы.

Двигаясь за провожатым, Робер чувствовал, что Сабина почти лежит на нем. Ее болезненный жар ощущался даже сквозь доспехи. Повесив щит на луку седла и сняв левую кольчужную рукавицу, граф ладонью обхватил сцепленные на его животе женские руки, не давая им разжаться. Вновь заморосил холодный дождь. В сгущавшихся лесных дебрях приходилось отодвигать ветви мечом. Казалось, они уже давно заблудились, но тут перед глазами Робера возникла почерневшая от времени хижина.

— Мне знакомо твое лицо. Напомни, откуда я тебя знаю? — Граф еще не решил, правильно ли поступил, доверившись этому человеку.

— Я с сыном сражался в Аквитании в рядах пехотинцев под вашим командованием. После одного боя вы, объезжая поле, увидели тяжелораненого и подобрали его. Это был мой сын. Позже у него начался антонов огонь[108], нужно было отрезать руку, однако цирюльники не хотели делать операцию без денег. В отчаянии я пришел к вам с мольбой, и вы дали мне не только денег на лечение, а еще и телегу, чтобы отвезти раненого домой. Выходит, ваше сиятельство, вы дважды спасли жизнь моему единственному сыну.

— Возможно, — сказал Робер; он смутно припоминал эту историю. — А что за хижина?

— Она заброшена. Я нашел ее несколько лет назад и иногда живу тут, собирая травы, для того чтобы лечить жителей нашей деревни. Лишившись руки, мой сын женился на здешней крестьянке, а я остался при нем. — Мужик виновато замялся, но все же продолжил: — Ваше сиятельство, весть о побоище в мгновение ока разлетится по округе. Обозленные мужики не станут выяснять, кто виноват. Лучше отсидитесь пару дней, пока король не войдет в Париж, а вилланы не разойдутся по домам. Об этой лачуге никто не знает. Вы сами видели, какая узкая тропа сюда ведет.

Разговаривая, де Дрё снял с коня уже безучастную ко всему женщину и, прихрамывая, перенес ее на соломенный тюфяк единственной в доме лежанки. Помимо топчана граф разглядел потрескавшийся ларь и трехногий табурет. Подслеповатое оконце, затянутое бычьим пузырем, почти не пропускало дневного света, и хозяин зажег сальную лампу. Она сильно коптила, но все же разгоняла тьму по углам. Робер помог стянуть Сабине мокрые полусапожки.

— Мадам, необходимо снять верхнее платье, оно насквозь промокло и испачкалось.

— Хорошо, — просипела Сабина, — отвернитесь.

— Мы выйдем, а вы снимите и шоссы — у вас промокли ноги. Укройтесь моим плащом, внутри он сухой. — Робер отдал ей накидку с кожаным оплечьем, пропитанную воском.

Плащ Сабины украли еще вчера вечером, поэтому ночь она провела на холодной земле почти раздетая.

На улице, подвесив над примитивным очагом закопченный котелок, их неожиданный спаситель стал кипятить какие-то травы, помешивая варево длинной ложкой:

— Лихорадку за один раз этот отвар, конечно, не снимет, но заснет она до утра очень крепко. Ей необходимы силы. Угостить, к сожалению, мне вас нечем. Есть только родниковая вода в глиняном кувшине да пара черствых сухарей. А вот коню повезло больше: в углу стоит мешок, там есть немного прошлогоднего овса. На рассвете я принесу вам молока со свежим хлебом.

Напоив больную зельем и подоткнув под ее горячее тело толстый плащ, хозяин развесил на крюках мокрую одежду. И уже собирался уходить, но тут Робер неожиданно спросил:

— Сможешь перевязать мне ногу?

— Вы ранены? — ахнул знахарь.

Пока рыцарь стягивал металлические шоссы и отвязывал от пояса суконную штанину, старик нашел на полке немного корпии, сушеного тысячелистника[109] и, оторвав от своей рубахи длинную полосу, довольно ловко обработал и перевязал раненую голень.