Кукловоды. Дверь в Лето - Роберт Хайнлайн

Меня, честно говоря, детали и не интересовали. Раз у меня были деньги, я мог заняться делом. Уже во вторник, пятого мая, Джейн поездила со мной по городу, и я нашел небольшой лофт в старом торговом квартале. Я оборудовал его чертежным столом, верстаком, армейской складной кроватью и прочей необходимой мелочью. Там было электричество (120/240 вольт), газ, водопровод и туалет, который вечно засорялся, а большего мне и не требовалось – я должен был экономить каждый цент.

Проектировать с помощью допотопных циркуля и рейсшины было медленно и утомительно, так что у меня не было ни одной свободной минуты. Поэтому, прежде чем строить заново «Феноменального Фрэнка», я занялся «Чертежником Четом». На этот раз «Феноменальный Фрэнк» станет «Первоклассным Питом», многоцелевым автоматом, сконструированным так, чтобы он мог делать все, что делает человек, – если, конечно, правильно задействовать торсеновские трубки. Я уже знал, что «Первоклассный Пит» не останется таким, как я его планирую, – его потомки превратятся в орду специализированных роботов. Но мне необходимо было оформить патентные заявки на все, что возможно.

Для патентной заявки не требовалась действующая модель, достаточно было чертежей и описаний. Но модели нужны были мне – модели, которые бы прекрасно работали и которые можно было демонстрировать. Эти модели должны были сами себя продавать; своей полезностью и очевидной экономичностью конструкции для серийного производства. Они должны были показать, что не только будут работать, но и станут хорошей инвестицией. Патентные бюро завалены изобретениями, которые работают, но в коммерческом отношении ничего собой не представляют.

Работа продвигалась и быстро, и медленно; быстро – потому что я точно знал, чего добиваюсь; медленно – потому что у меня не было ни приличной мастерской, ни помощников. Наконец скрепя сердце я выкроил средства и взял напрокат кое-какое оборудование, и дела пошли быстрее. Я работал до изнеможения семь дней в неделю и позволял себе лишь раз в месяц провести выходные с Джоном и Дженни в их голозадом клубе неподалеку от Боулдера. К первому сентября обе мои модели уже были в рабочем состоянии, и можно было приступить к чертежам и описаниям. Я сделал эскизы лакированных корпусов и послал на фабрику заказы на их изготовление, а заодно и заказы на хромирование внешних движущихся частей. Пожалуй, это единственное, что я не в состоянии был сделать сам. Жаль было тратить деньги, но я понимал, что без этого не обойтись. Разумеется, везде, где можно, я использовал стандартные компоненты, заказанные по каталогу, – иначе мне было нельзя, иначе мои создания просто не окупились бы в производстве. Однако тратить деньги на всякие украшения мне не нравилось.

Я сидел в мастерской почти безвылазно – времени на прогулки у меня не хватало, что, кстати, было и неплохо. Однажды я вышел купить сервопривод и наткнулся на знакомого из Калифорнии. Он заговорил со мной, и я, не сообразив, что делаю глупость, ответил.

– Привет, Дэн! Дэнни Дэвис! Не ожидал тут на тебя нарваться. Думал, ты в Мохаве.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Да, небольшая деловая поездка. Через пару дней собираюсь обратно.

– А я вернусь домой нынче вечером. Позвоню Майлзу и скажу, что встретил тебя.

Меня охватило беспокойство.

– Пожалуйста, не надо!

– Почему? Вы же с Майлзом такие братья-бизнесмены, неразлейвода…

– Ну… видишь ли, Морт, Майлз не знает, что я здесь. Я должен быть сейчас в Альбукерке, по делам фирмы. Но прилетел сюда по причине сугубо личной, к фирме отношения не имеющей. Дошло? И говорить с Майлзом на эту тему мне не хотелось бы.

Он понимающе хмыкнул.

– Неприятности с женским полом?

– Ну-у-у… да.

– Она замужем?

– Вроде того.

Он ткнул меня кулаком в ребра и подмигнул:

– Усек. Старина Майлз такой моралист, верно? Ладно, я тебя прикрою, а в следующий раз ты меня прикроешь. Она хоть ничего?

«Прикрыть бы тебя… саваном, – подумал я про себя, – недоумок чертов».

Морт был из тех никчемных коммивояжеров, которые вместо работы с клиентами больше заняты тем, что пытаются соблазнять официанток. Впрочем, товары, что он пытался всучить, были такие же дрянные, как и он сам, – прибыли они никогда не давали.

Но я поставил ему выпивку в ближайшем баре и наплел с три короба о выдуманной «замужней женщине», в ответ выслушав хвастливые рассказы о его подвигах. Не сомневаюсь, это тоже было вранье от начала до конца. Наконец мне удалось от него избавиться.

В другой раз я попытался поставить выпивку профессору Твитчелу – и потерпел неудачу.

Я уселся на табурет у ресторанной стойки аптеки на Чампа-стрит и неожиданно увидел в зеркале отражение его лица. Первой мыслью было заползти под прилавок и спрятаться. Потом я овладел собой и сообразил, что из всех живущих в 1970 году его мне надо опасаться меньше всего. Ведь ничего еще не произошло… я хотел сказать «ничего не произойдет». Нет, не то. Я оставил попытки правильно выразить соотношение времен: когда темпоральные перемещения станут обычным делом, в английскую грамматику придется добавить целый ряд новых времен, чтобы отразить своего рода «возвратные состояния». Французские литературные и латинские исторические грамматические времена покажутся по сравнению с ними не такими уж сложными. Прошедшее ли, будущее ли – как бы то ни было, Твитчела можно было не опасаться, и я успокоился.

Я долго рассматривал отражение его лица в зеркале, сомневаясь, не обознался ли я. Нет, не обознался. Лицо Твитчела трудно было спутать с чьим-нибудь другим – моим, к примеру. Оно было суровым, слегка высокомерным, самоуверенным и довольно красивым – такое лицо могло быть у Зевса. Я вспомнил, во что он превратился потом… и тем не менее я не ошибся – это был Твитчел. Я поежился, представив его стариком и вспомнив, как плохо с ним обошелся. И задумался о том, как я могу загладить свою вину.

Твитчел поймал в зеркале мой взгляд и повернулся ко мне:

– В чем дело?

– Да нет, я так… Вы ведь доктор Твитчел? Из университета?

– Да, из Денверского университета. Разве мы знакомы?

Я чуть не оговорился, забыв, что в этом году он преподавал в городском университете. Помнить в двух временны́х плоскостях сразу – трудно.

– Нет, доктор, но я слушал ваши лекции. Можно сказать, я один из ваших поклонников.

Его губы дернулись в попытке улыбнуться, но дальше дело не пошло. По этому и другим признакам я заключил, что он еще не приобрел навязчивую потребность выслушивать лесть в свой адрес; в этом возрасте он был уверен в себе и мнение других о нем его не волновало.

– Вы уверены, что не спутали меня с какой-нибудь кинозвездой?

– О нет! Вы – доктор Хьюберт Твитчел, великий физик.

Он опять изобразил подобие улыбки:

– Давайте просто скажем, что я физик – или пытаюсь им быть.