Шотландия: Путешествие по Британии - Генри Воллам Мортон

В Хаддингтоне перед каждым домом или магазинчиком на краю тротуара притулился мусорный ящик. По улице брела небольшая отара овец, которыми управляла черно-белая овчарка. Ее хозяин следовал в отдалении и лишь время от времени подавал колли условные сигналы. Первые лучи солнца освещали крыши домов. А сами дома стояли молчаливые и угрюмые, с затворенными ставнями, как с плотно зажмуренными глазами — словно зрелище мусорных баков оскорбляло их взыскательный вкус.

Именно в таком месте моралист Карлейль должен был встретить свою любовь.

Вокруг Хаддингтона простираются плодородные сельскохозяйственные угодья Восточного Лотиана. На мой взгляд, во всем королевстве не сыскать лучших ферм и более успешных фермеров, чем в здешних краях. Кажется, будто Хаддингтон распространяет вокруг себя атмосферу богатства и респектабельности.

Как известно, фермерство — традиционно неприбыльное дело. По крайней мере, на моей памяти шотландские фермеры никогда не могли похвастать высокими заработками. Но если бы они и могли зарабатывать бешеные деньги, то в Восточном Лотиане. Зарабатывать в Лотиане и хранить деньги в Хаддингтоне, в том солидном сером здании, которое одним своим внешним видом декларирует надежность и устойчивость. Глядя на хаддингтонский банк, понимаешь, что фунт и есть фунт и таковым всегда останется (во всяком случае, в Хаддингтоне!). В тот благословенный и длительный период истории, когда Франция пылала страстной любовью к Шотландии, эта маленькая северная страна — в качестве ответного комплимента — платила ей дань городскими площадями. Подобные свидетельства былой привязанности можно наблюдать по всей стране. Одна такая площадь украшает Келсо, другая Стерлинг, третья находится в Джедбурге. Хаддингтон тоже внес свою лепту в виде парадной центральной улицы. Этот проспект — с незначительными изменениями — вполне мог бы красоваться где-нибудь в Нормандии.

На Хардгейт-стрит стоит замок Босуэлл, где необузданный фаворит Марии Стюарт совершил один из своих наименее известных подвигов.

Захватив обоз с казной, Босуэлл сам оказался в роли преследуемой жертвы. Он тайком прокрался в этот дом, принадлежавший Кокбурну из Сэндибеда, и нос к носу столкнулся с перепуганной служанкой, которая в тот момент насаживала мясо на вертел. Лорд Босуэлл поменялся одеждой со служанкой и, если верить легенде, три дня жарил мясо в замке, пока ему не представилась возможность бежать.

Среди шотландских городков такого размера (а в Хаддингтоне проживает около 4 тысяч человек) нет другого, который мог бы похвастаться столь внушительным и разнообразным списком знаменитостей. Начать с того, что в Хаддингтоне родились Джон Нокс и Джейн Уэлш, жена Томаса Карлейля. Их земляком является и Сэмюел Смайлс, автор нашумевшей книги «Самоусовершенствование». А Джон Браун Хаддингтонский, известный богослов, хоть и не был уроженцем этого города, но прожил в нем большую часть своей жизни.

Еще один выдающийся хаддингтонец, увы, так и не получивший должного признания, — это Джордж Миллер, основатель «Чип мэгэзин». Если бы этот человек жил в наше время — а еще лучше, если бы ему повезло оказаться соучеником последнего лорда Нортклиффа, — он неминуемо стал бы миллионером. В 1795 году он установил в Данбаре первый в Восточном Лотиане печатный станок. В 1804 году он перевел свое печатное производство в Хаддингтон, и девятью годами позже здесь вышел первый номер «Чипа». Фактически Миллер стал родоначальником популярной литературы достойного качества. Его идея имела колоссальный успех: журналы покупали едва ли не в каждом шотландском доме. Издание выходило тиражом 20 тысяч копий в месяц — и это в пору, когда в стране отсутствовало железнодорожное сообщение! Полагаю, сегодня оставшиеся экземпляры «Чипа» должны храниться как драгоценные раритеты, ведь издание стало важной вехой на пути развития массового чтения.

Хотя, по логике вещей, Миллер должен был бы делать ставку на контакт с читающей публикой, своему журналу он предпослал посвящение, нравоучительное по содержанию и недопустимо резкое по форме:

ЖУРНАЛ

Скромное по сути издание,

которое, однако,

претендует на внимание всех слоев населения,

поскольку имеет своей целью

ПРЕДОТВРАЩЕНИЕ ПРЕСТУПНОСТИ,

а также обеспечение

МИРА, СПОКОЙСТВИЯ и БЕЗОПАСНОСТИ

В ОБЩЕСТВЕ

путем привлечения молодых и неразумных

к чтению истинно полезной литературы,

противодействующей

ГУБИТЕЛЬНОМУ ВЛИЯНИЮ ПОРОЧНЫХ

НРАВОВ;

пропагандирует интересы религии,

добродетели и гуманности;

поощряет дух трудолюбия, скромности и

умеренности;

А ТАКЖЕ

рассеивает мрак невежества, предубеждений и

заблуждений, в особенности среди низших слоев

человеческого общества.

Тот факт, что «низшие слои человеческого общества» простили издателю этот возмутительный титульный лист и продолжали покупать журнал, красноречиво свидетельствует о качестве миллеровского детища! Однако даже это не спасло предприятие от краха. Издание погибло вследствие несовершенной системы распространения. Вскоре после этого скончался и сам издатель — грустный и разочарованный человек. Однако я считаю, что он заслуживает памятника за то, что превратил Хаддингтон в родину популярной литературы.

Украшение города — старый мост через полноводную (и часто разливающуюся) реку Тайн. Один из пролетов моста был узурпирован местными органами правосудия. Воров и прочих правонарушителей подвешивали на железных крючьях и оставляли болтаться над водной гладью, пока не помрут.

— В последний раз этот способ казни использовали во время восстания 1745 года, — рассказывал знаток местной истории. — На мосту вывесили руку одного из сторонников Красавца принца Чарли, и на протяжении десяти лет она так и висела — сморщенная и почерневшая…

На берегу Тайна стоит старая церковь аббатства, которая унаследовала от своей предшественницы — еще более древней церкви — название «Лотианская лампада». Ее ажурный шпиль вызывает в памяти шпиль эдинбургской церкви Святого Жиля или же знаменитое «Око Севера» в Ньюкасле.

В Хаддингтоне я повстречался с могильщиком, который — в лучших шекспировских традициях — оказался улыбчивым, жизнерадостным человеком.

— Так все-таки Джон Нокс родился здесь или в Морэме? — поинтересовался я у него.

Мой собеседник ткнул пальцем в сторону могучего дерева на противоположном берегу реки. Считается, что его посадили по велению Карлейля на том самом месте, где некогда стоял дом знаменитого проповедника.

— А как вы считаете, — хитро сощурился могильщик, — стал бы Томас Карлейль тратиться на то, чтобы посадить дерево и возвести вокруг него ограду, если бы не был в этом уверен? Как вам известно, Джейн Уэлш являлась прямым потомком Джона Нокса…

Поговорив о смерти вообще и смертности в частности (беседа протекала все в той же шутливой манере), я распростился с этим жизнерадостным оптимистом и направился к могильной плите, которая более всего трогает сердце в Хаддингтоне. В разрушенном нефе церкви Святой Марии покоится прах блестящей красавицы Джейн Уэлш Карлейль. Полагаю, пятьдесят лет совместной жизни со столпом философии нелегко дались этой женщине. Даже если учесть, что замуж она выходила, по ее собственному признанию, движимая честолюбивыми устремлениями, у Джейн все же был собственный характер, который постоянно приходилось смирять в угоду знаменитому мужу.