Поправка-22 - Джозеф Хеллер

— Да она же еще ребенок! — возмущенно вскрикнул Йоссариан. — И никого во всем городе не знает! Как же она теперь?

— А как хочет, — равнодушно пожав плечами, ответил капитан Гнус, но потом с радостным любопытством посмотрел на Йоссариана. — Эй, в чем дело? Ишь ведь как тебя проняло! А я, дурак, сразу не рассказал, чтоб ты жрал, оглоед, чего дают. Ну так жри сейчас. Да куда ты? Куда? Жри, тебе говорят, здесь, а я на тебя погляжу!

Йоссариан летел без всяких документов в самоволку на самолете Мило Миндербиндера, который сидел за штурвалом в кресле первого пилота — самолет шел курсом на Рим — и, благочестиво поджав губы, укоряюще покачивая головой, с набожным смирением говорил Йоссариану, что ему за него стыдно. Йоссариан устраивает недостойный спектакль, разгуливая задом наперед по расположению эскадрильи с пистолетом на боку и отказываясь летать, сказал Мило Миндербиндер. Йоссариан кивнул. Это неуважение к однополчанам и предательство по отношению к командирам. Да и самого Мило он ставит в очень неловкое положение. Йоссариан кивнул. Люди начинают ворчать. Это же безнравственно — думать только о своей безопасности, когда настоящие патриоты вроде Мило, полковника Кошкарта, подполковника Корна и Уинтергрина не щадят усилий для приближения победы над врагом. Летчики, совершившие по семьдесят боевых вылетов, начинают ворчать, поскольку им необходимо дотянуть до восьмидесяти, и есть опасность, что кое-кто из них, зараженный дурным примером, тоже привесит к поясу кобуру с пистолетом и примется шастать по расположению эскадрильи задом наперед. На моральную стойкость личного состава гибельно действует безнравственность Йоссариана. Страна в опасности, а он к тому же ставит под угрозу неотъемлемое право американских граждан на свободу и независимость, пытаясь им воспользоваться.

Йоссариан согласно кивал, сидя рядом с Мило в кресле второго пилота, и старался не обращать внимания на его трепотню. Он думал о Крафте, Орре, Нетли, Дэнбаре, Крохе Сэмпсоне и Маквоте, обо всех несчастных, глупых и затравленных людях, которые встречались ему в Италии, Аравии и Северной Африке или бедствовали на пороге гибели в других районах мира, где он никогда не бывал, а Снегги и младшая сестра Нетлиевой шлюхи особенно тяготили его совесть. Он решил, что понимает, почему шлюха Нетли хотела убить его в отместку за смерть Нетли. Да, она имела право ему мстить. Ведь именно мужчины правили делами мира, и ей вместе со всеми женщинами было естественно винить его вместе со всеми мужчинами за те бедствия, которые сыпались на них как из рога изобилия; она имела основания ставить ему в вину злосчастную участь своей малолетней сестры и всех других детей, хотя он был ненавистен ей главным образом из-за Нетли. Кто-то должен иногда совершать поступки, взяв на себя заботу обо всех. Все преступники оказывались одновременно жертвами преступлений своих жертв, и кто-то должен был разомкнуть этот дьявольский, унаследованный от предков порочный круг. В некоторых областях Африки взрослые работорговцы крали детей и продавали их другим взрослым на мясо. Йоссариана поражали дети, которых приносили в жертву чудовищной свирепости людей. Да нет, часто думал он, дети добровольно обрекали себя на эту жертву — скрывая страданья, без всякого страха, — а иначе столь варварский обычай уже давно бы исчез, потому что даже жажду бессмертия или наживы люди не стали бы утолять, отнимая жизнь у детей.

Он старается потопить корабль, сказал Мило Миндербиндер, и Йоссариан опять согласно кивнул. Он паршивая овца в стаде, сказал Мило Миндербиндер. Йоссариан кивнул и стал слушать, а Мило сказал, что если ему не нравится, как полковник Кошкарт и подполковник Корн командуют полком, то он должен отказаться от американского гражданства. Йоссариан удержался и не сказал, что если Мило Миндербиндеру, полковнику Кошкарту и подполковнику Корну не нравится, как он воспринимает их командование полком, то они сами могут отказаться к чертям собачьим от американского гражданства. Полковник Кошкарт и подполковник Корн всегда старались помочь Йоссариану, сказал Мило Миндербиндер; разве не дали они ему медаль, не произвели в капитаны после налета на Феррару, когда он не сумел в первый раз точно выйти на цель? Йоссариан кивнул. Разве они не кормят его, не выдают ему каждый месяц прекрасное жалованье? Йоссариан кивнул. Мило был уверен, что они милосердно простят его, если он придет к ним с повинной и согласится совершить восемьдесят боевых вылетов. Йоссариан сказал, что подумает, и, затаив дыхание, возносил молитву об удачной посадке, пока Мило Миндербиндер приземлялся и уводил самолет с взлетно-посадочной полосы. Его самого поражало, как люто возненавидел он полеты.

Рим лежал в руинах. Аэропорт разбомбили восемь месяцев назад, и высокие валы каменного крошева громоздились, наваленные бульдозерами, с обеих сторон дороги, ведущей к воротам при въезде на аэродром, который опоясывала изгородь из колючей проволоки. Колизей, правда, уцелел, но Арка Константина была разрушена. А в квартире с тремя коридорами, где жила раньше шлюха Нетли, царил страшный разгром. Девицы сгинули, осталась только старуха. Окна были выбиты, и старуха, по-видимому, натянула на себя все свои кофты и юбки, а голову укутала в темную шаль. Она сидела, скрестив руки на груди, возле включенной электроплитки и кипятила в помятой алюминиевой кастрюле воду. Когда Йоссариан вошел, она громко разговаривала сама с собой, а увидев его, начала слезливо причитать.

— Сгинули, — простонала она, не дожидаясь вопроса и уныло раскачиваясь взад-вперед на скрипучем стуле.

— Кто?

— Все. Все несчастные девочки.

— Куда?

— Прочь. Их всех прогнали. Все сгинули. Все несчастные девочки.

— Кто их прогнал?

— Злые здоровенные солдаты в твердых белых шапках и с дубинами. Да еще наши carabinieri.[41]Солдаты с дубинами прогнали бедных девочек на улицу. Им не дали даже как следует одеться. Бедные они, несчастные! Их выгнали, прямо в чем они были, на мороз.

— Они арестованы?

— Да нет, их просто выгнали. Выгнали, и все.

— Да почему они это сделали, если не хотели их арестовать?

— Я не знаю, — горестно всхлипнула старуха. — Я ничего не знаю. Кто теперь позаботится обо мне, когда всех бедных девочек выгнали и они сгинули? Кто обо мне позаботится?

— Да ведь должна же быть какая-то причина! — настаивал Йоссариан. Он ударил кулаком по ладони и сказал: — Не могли же они просто ворваться сюда без всякой причины и выгнать всех на улицу!

— Не было никакой причины, — стонала старуха. — Не было никакой причины.

— А по какому праву они явились?

— По двадцать второму.

— Что-что? — Йоссариан испуганно замер, и по спине у него поползли тревожные мурашки. — Повтори точно, что они сказали!

— Они сказали, у них есть такое особое право номер двадцать два, — как бы подтверждая кивками головы свои слова, повторила старуха. — Да-да, номер двадцать два. Они сказали, у них есть право делать что угодно, а мы не имеем права им мешать. Потому что это Поправка двадцать два.