Королевский лес. Роман об Англии - Эдвард Резерфорд

– Нет. Нет. Нет! – Последнее слово она выкрикнула. Ее терпение вдруг истощилось. – Меньшее, что мне нужно сейчас, – это быть пойманной на лжи, сокрытии фактов от суда. Раз у него нет такого права, значит нет, и быть по сему. – Больше сегодня ей было не вынести. – Будьте любезны, Джон, выпроводите его.

Фурзи внимательно слушал, но не слышал объяснений адвоката. Сведения о времени постройки его дома ничего для него не значили. Он не поверил в это, счел обманом, отказался принять. Когда адвокат сказал: «Жаль, что вы не заявили о вашем праве, когда это следовало сделать при правлении покойного короля. Большинство тех заявок противоправно, но все они будут утверждены», Фурзи уставился в пол, но, поскольку услышанное возлагало вину на него, ему удалось в считаные секунды выбросить это из головы. Фурзи уразумел лишь одно. Что бы ни твердил адвокат, он слышал это собственными ушами. Крик «Нет!» из-за двери. Ему отказала эта самая женщина, хозяйка Альбион-Хауса.

А потому, распираемый яростью и скорбью, он клятвенно заверил тем же вечером домашних:

– Это все она. Это она лишила нас прав. Она нас ненавидит.

Спустя два месяца Алиса была крайне удивлена, когда герцог Йоркский отозвал свой иск.

1685 год

Людей нередко удивляло то, что Бетти Лайл оставалась незамужней в двадцать четыре года. Белокурая, с серо-голубыми глазами, она была миловидна. Будь она богата, ее, несомненно, назвали бы красавицей. Но она не была и бедной: ей предстояло унаследовать Альбион-Хаус и немалую часть земель Альбионов.

«Моя вина, – признавала Алиса. – Слишком долго продержала ее при себе».

Это была чистая правда. Старшие сестры Бетти повыходили замуж и разъехались. Маргарет и Уитакер приезжали часто, но Бриджет и Леонард Хоар отправились в Массачусетс, где Хоар спустя какое-то время стал президентом Гарварда. Трифена и Роберт Ллойд были в Лондоне. Таким образом, Алиса и Бетти нередко оставались в глубинке одни.

Жили они в основном в Альбион-Хаусе. Обе любили его. Для Алисы, какие бы лишения она ни претерпела, дом, построенный отцом, остался убежищем, где она чувствовала себя в безопасности. Когда исчезла угроза иска со стороны герцога Йоркского, Алиса поняла, что дом в целости и сохранности достанется Бетти и годы, грозившие стать одинокими, будут скрашены радостью от наблюдения за счастливым детством младшей дочери, благо Бетти дом с щипцовой крышей в лесу считала лучшим местом на свете: ее семья была дома, скрытая от мира. Зимой, когда мороз украшал деревья блестящими сосульками, они с матерью шли по заснеженной тропке к пригорку, где стояла Болдрская церковь, и все представлялось родным и волшебным. Летом, когда она ездила верхом на просторную пустошь смотреть на парящих над ней перелетных птиц или пускалась галопом в Оукли навестить старого Стивена Прайда, Королевский лес казался чудесным и диким, но при этом полным друзей.

Но дом был также и местом серьезным из-за его посетителей – верующих. Обещание, данное Алисе в Болдервуде королем Карлом насчет свободы вероисповедания, фактически было выполнено в 1672 году. Но действовало оно недолго. Не прошло и года, как парламент покончил с этой практикой. Диссентеров неумолимо оттеснили обратно на окраину общества и запретили им занимать государственные должности. Единственным итогом непродолжительной вольницы стало то, что все диссентеры вышли из тени и тем саморазоблачили себя. Алиса спокойно продолжала предоставлять приют пуританским проповедникам, и ее в общем и целом не трогали, но это привнесло в атмосферу известную серьезность и целеустремленность, что не могло не повлиять на жившую с ней девушку. Было и еще кое-что, хотя Алиса едва ли это осознавала: проповедники, пользовавшиеся ее гостеприимством, были старше, чем раньше.

Несколько лет Бетти провела в сарумской школе для юных леди, и хотя она с удовольствием училась там и завела подруг, разговоры с другими девочками никогда ее толком не удовлетворяли. Привыкшая к беседам с людьми, которые были значительно старше, она находила ровесниц слишком незрелыми.

После этого мать раз или два в году посылала Бетти к родственникам или друзьям, рассчитывая, что там она познакомится с молодыми людьми. И она знакомилась, но обычно называла их скучными, пока Алиса наконец не сказала ей твердо:

– Бетти, не ищи идеального мужчину. Никто не совершенен.

– Я не буду. Но не заставляйте меня выходить за человека, которого я не могу уважать, – парировала та, игнорируя материнский вздох.

К ее двадцатичетырехлетию Алиса была близка к отчаянию. Сама же Бетти считала себя вполне счастливой.

– Я люблю дом. Люблю каждый дюйм Нью-Фореста, – сказала она. – Я могу жить и умереть здесь одна, причем совершенно довольная.

До этого июня, который они проводили в Лондоне.

– И если учесть, – заметила в разговоре с Алисой ее старшая дочь Трифена, – что это случилось в то время, как весь мир думает лишь о великих событиях, потрясающих сейчас королевство, то мне сдается, что она и правда серьезно настроена.

Но в этом, увы, и заключалась беда Алисы.

Фигуры на фоне пейзажа. Июльская ночь. Прошлой их были тысячи. Но сейчас большинство растворилось в городе, на фермах и хуторах, пряча оружие и занимаясь обыденными делами, как будто днями раньше никто и не снимался с места, не маршировал по западным городам в попытке захватить королевство.

Не всем, однако, повезло. Одних опознали, другие были выданы, и все они присоединились к нескольким стам пленных.

Фигуры в седлах, хоронящиеся от чужих глаз, пробирающиеся, где можно, сквозь лес или к голым, безлюдным хребтам, где нет свидетелей, кроме овец, одиноких пастухов или, может быть, призраков, затаившихся за поросшими травой земляными валами – безмолвными, разбросанными по всей сельской глубинке напоминаниями о доисторической эпохе. Фигуры, движущиеся теперь на восток по меловым хребтам в двадцати милях, а то и больше на юго-запад от Сарума.

Восстание Монмута было подавлено.

Никто не ждал кончины короля Карла. Ему было всего пятьдесят четыре. Сам он предполагал прожить долго, и сэр Кристофер Рен строил ему замечательный новый дворец на холме над Винчестером, где король думал обосноваться. Но в феврале Карла внезапно разбил удар. А через неделю он умер. И это оставило нерешенным сложнейший вопрос.

Карл II имел множество сыновей от разных любовниц и некоторых милостиво произвел в герцоги, но не оставил законного наследника. Корона, следовательно, должна была перейти к его брату Якову, герцогу Йоркскому. Сначала Яков представлялся не таким плохим выбором: женат на протестантке, две дочери-протестантки, причем одна вышла замуж за своего кузена, ярого протестанта и правителя Голландии Вильгельма Оранского. Однако после смерти жены Яков женился на принцессе-католичке, и англичанам это не понравилось. А как только он вскоре признался, что и сам католик, наступило оцепенение. Не этого ли целый век боялись английские протестанты? Теперь Англия была более протестантской, чем во времена Армады и даже Гражданской войны. Карл, чтобы успокоить народ, заверил всех, что если престол унаследует его брат, то он сохранит Церковь Англии вне зависимости от своих личных взглядов. Но мог ли кто-нибудь уверовать в это всерьез?