Жизнь - Кит Ричардс

Слаба богу, дома были достаточно вместительные, так что я имел возможность взять и исчезнуть и никого не видеть. Там один человек мог оккупировать целое крыло, и в принципе я мог неделями даже и не знать, чем там занимаются остальные. Мне говорят: помнишь, у нас неделю гостил Жан-Мишель Баския? Не помню! Может, я тогда пропадал в восточном крыле. Еще у нас была манера менять спальни каждые несколько месяцев, просто ради интереса. Я спокойно мог не пересекаться с Роем пару недель. Просто быть не в курсе, в какой комнате теперь его спальня.

Домовладелец никаким обслуживанием не занимался, поэтому все постепенно запускалось и осыпалось. Когда моя комната совсем уже доходила, я переезжал в следующую – слава богу, там их было штук пятнадцать, – пока наконец не добрался до самого чердака. Все, другого места больше не осталось! Огромный чердак со сводами размером с собор, и в нем моя кровать, мой телик и мой письменный стол – я просто там запирался и никого не пускал. В этот момент мы сказали себе: здесь больше оставаться нельзя, все разваливается. Или мы сами все развалили. Тогда мы переехали в последний особняк на Милл-Неке, на краю Ойстер-Бэя.

Примерно году в 1983-м Анита вернулась в Англию из-за проблем с визой и там осталась, приезжала потом только иногда. Так что она уже не жила с нами в этом последнем гигантском доме с двенадцатью или тринадцатью спальнями, где было ужасно холодно зимой. В одной гостиной у нас был камин. Комната Роя обогревалась, комната Берта тоже, так что мы иногда практически случайно встречались на кухне. Если ты выходил в коридор, надо было накинуть пальто. В этом доме был лифт, который поднимался в комнаты, где мы жили, и, когда один раз он сломался, мы просидели дома безвылазно две недели. А потом обнаружили, что входная дверь осталась открытой и из-за этого весь первый этаж превратился в каток, а на люстрах висели сосульки. Нарния какая-то, Горменгаст[237]. Я пошел к африканским лягушкам, которых мы держали дома, а они закоченели во льду прямо в своем аквариуме, задолго до Дэмьена Херста[238].

Примерно тогда же я попросил Кита, чтобы кто-то научил меня играть на гитаре. А он сказал: “Никогда мой сын не будет гитаристом. Ни за что. Я хочу, чтоб ты стал адвокатом или бухгалтером”. Он прикалывался, естественно, но виду не подал, так что я пережил сильный шок.

Что самое потрясающее, я даже ходил в школу – “Портледж”, понтовая местная школа в Локаст-вэлли, – Рой меня туда отвозил на машине. Правда, только периодически, назовем это так. Посещаемость у меня была не блестящая. Я вообще-то не имел ничего против такого самодостаточного житья. Я почти был доволен тем, что вокруг никого нет, честно, потому что жить с Анитой и Китом – это утомительно. У меня желания были скромные: ходить в школу по мере возможности, заниматься чем-то своим, иметь какую-то нормальную жизнь. И я чувствовал, что с такими задачами лучше справляюсь самостоятельно. Или хотя бы вместе с Роем. В итоге из школы в Локаст-вэлли меня выперли за прогулы и за несделанную домашнюю работу, после чего я, в общем, на учебу забил. Кто-то из родственников нашептал Киту, что я полный разгильдяй и что мне самое место в военном училище. Начали даже подговаривать Кита, чтобы он отдал меня в Уэст-Пойнт[239]. Я бы вообще-то не возражал. Но Кит спросил меня: ну хорошо, чего ты сам хочешь? Хочешь совсем бросить школу? Я сказал: нет, я все-таки хочу доучиться, но я хочу уехать в Англию, потому что в Америке у меня из этого ничего не выйдет. Так что в 1988-м я прилетел в Англию и поселился в Челси через улицу от Аниты, на Тэйт-стрит, в собственной квартире. И, чтоб никто не забыл, я вообще-то сдал на аттестат о полном среднем по четырем предметам.