Как переучредить Россию? Очерки заблудившейся революции - Владимир Борисович Пастухов

так бескомпромиссно именно потому, что внешний конфликт прикрывает наличие скрытого острого гражданского противостояния внутри общества. Однако в сложившейся ситуации и для одной, и для другой стороны признание этого обстоятельства является большой и почти неразрешимой проблемой.

На первый взгляд кажется, что на Западе никто не замечает этих сложностей. На политической поверхности мы видим только единодушную поддержку Украины и стремление сдержать и наказать Россию, в том числе с помощью экономической блокады и культурной изоляции. Но при более внимательном взгляде легко обнаруживается, что отношение к этим событиям довольно глубоко раскалывает общество.

В Европе да и, по всей видимости, в Америке тоже есть меньшинство, которое выступает против оказания значительной и особенно военной помощи Украине. Мотивы у него разные, и отнюдь не все лежат в экономической плоскости. Есть, конечно, среди этого меньшинства «полезные идиоты», которые либо бескорыстно любят Путина, либо подкуплены Кремлем, но их в общей массе противников активного вмешательства Запада в конфликт не так много.

Если отбросить тех, кто просто боится связываться с «русским медведем», и тех, кому не хочется мерзнуть зимой из-за конфликта, который «его не касается», то останется еще очень большая группа идеологически мотивированных оппонентов официально проводимому курсу.

Как это ни парадоксально, главными идейными противниками активного вмешательства Запада в вооруженный конфликт между Украиной и Россией являются скорее люди не столько правых националистических убеждений (вечные «друзья Кремля»), сколько сторонники левых взглядов, ненавидящие собственный истеблишмент больше, чем Путина, и рассматривающие Россию как антиглобалистскую, антикапиталистическую силу, которая хоть и совершенно им не симпатична, но борется с ними против общего врага. В этом смысле высказывания папы Франциска о том, что агрессия России была спровоцирована НАТО, и его сомнения в необходимости поставлять оружие Украине не являются случайным высказыванием частного лица.

На мой взгляд, основная причина, мешающая долгосрочной консолидации Запада в отношении Украины, – это прежде всего глубокий раскол внутри самого западного общества, грозящий перерасти в собственный серьезный внутренний конфликт, в котором вопрос о военной и финансовой помощи Украине превратится в одну из линий идеологического фронта. Именно на эту угрозу в первую очередь вынуждены оглядываться Макрон и Шольц и даже Байден. Если Россия не совершит своего «Перл-Харбора», эти «оглядки» будут сопровождать любое практическое решение. Путин это понимает и знает, где для него начинается «Перл-Харбор».

В расколотой Европе «левые» видят в Путине коммуниста, борющегося с глобализмом, «правые» – правого радикала, борющегося с коммунизмом. Он же пытается никого не разочаровывать и всем дает надежду. И пока надежда жива, голос меньшинства с каждым днем звучит все громче, а игнорировать его лидерам западного мира все сложнее. Это значит, что в главном практическом вопросе дня – в вопросе о срочном значительном увеличении военной помощи Украине – мы, скорее всего, увидим отрицательный результат. Эта помощь не будет предоставлена Западом в необходимых для военной победы Украины количествах не из-за страха ядерной войны, а из опасений развязать конфликт у себя дома. Думаю, это давно поняли в Кремле и рассчитывают на это.

Если принять это предположение за гипотезу (я буду сам рад, если она окажется ошибочной), то количество рабочих сценариев продолжения конфликта резко сокращается. Сценарий военного поражения России, даже локального, без увеличения значительной военной помощи Украине со стороны Запада и по-настоящему драконовских санкций, включающих немедленный отказ от поставок в Европу российских нефти и газа, представляется маловероятным (возможен только в случае какой-то уж совсем запредельной ошибки русского военного командования).

Другое дело, что масштаб того, что в Кремле назовут «победой», будет сильно зависеть от стечения огромного количества внутриполитических и внешнеполитических обстоятельств. Она может быть полной (оккупация всей территории Украины), что крайне маловероятно, или частичной (с отделением Новороссии, куда войдут все оккупированные к моменту заключения юридического или фактического перемирия территории) – наиболее вероятный сегодня исход. Во втором случае при отсутствии юридического соглашения вялотекущее позиционное противостояние вдоль стабилизировавшейся линии разделения с целью истощения Украины и принуждения ее к капитуляции может продолжаться годами.

Однако достижение точки, которая будет обозначена Кремлем как «точка победы», немедленно приведет к тому, что на первый план в обоих государствах выйдет война гражданская, пусть и «холодная».

И в Украине, и в России активизируется меньшинство, которое будет выражать недовольство итогами военного конфликта. Только в Украине драйвером будут те, кто посчитает, что много отдали, а в России – те, кто будет кричать, что мало взяли. Впрочем, кто начнет, будет уже не так важно. Дальше гражданское противостояние будет развиваться по своей собственной логике.

Чтобы не свалиться в гражданскую войну, Путин не должен останавливаться после «победы», не должен допустить снижения боевого адреналина в крови масс, что рано или поздно закончится плохо для всех. Его администрация думает, что они пройдут между струй. Я не вижу ни одной причины, по которой это могло бы получиться. Как только Кремль остановится, оживленная им химера национал-большевизма воткнет дюжину ножей в спину, поскольку ее ожидания не оправдались.

Конфликт с Украиной вырос из незамеченной и не оцененной должным образом гражданской войны на постсоветском пространстве, в которой те, кто забежал слишком далеко вперед, схлестнулись с теми, кто застрял в глубоком тылу истории. Пройдя через несколько кругов ада внешних, она неизбежно вернется к своему первобытному состоянию и проявит себя открыто как в России, так и в Украине. И цыплят победы мы будем считать по итогам всего этого, а не по промежуточным итогам военной операции. Любые из нынешних приобретений России, будь то территории, выгодные соглашения или что-либо еще, могут не устоять в перипетиях грядущих событий на постсоветском пространстве, которые окончательно расставят все точки над «i».

Очерк 51

Снова в игре. Выход русской революции из «зоны ожидания»

Истоки русской революции уходят в глубины русской истории, однако ее ход зачастую направлялся стечением случайных и невероятных обстоятельств. В конечном счете победил дерзкий большевистский проект, контуры которого стали отождествлять с контурами революции. Но русская революция шире этих искусственных рамок, потому что целое всегда больше одной своей частности. Итоги русской революции и итоги большевизма – не одно и то же, и поэтому их пока рано подводить. Русская революция вписана в логику русской истории и является одним из семи ее главных событий. Она стоит в одном ряду с формированием вотчинного государства владимиро-суздальскими князьями, соединением вотчинной системы с ордынской военно-административной машиной при московских князьях, сакрализацией власти на византийский манер при Иване Великом, перерождением вотчинной системы в опрично-самодержавную при Иване Грозном и «ее модернизацией» на западный манер Петром Великим. Действительный смысл русской революции состоял в преобразовании имперской формы опрично-самодержавной системы в русский аналог европейского национального государства.

Вне зависимости от того, насколько с высоты сегодняшнего дня мы считаем успешной или неуспешной эту миссию, русская революция вошла по праву в десятку наиболее значимых событий Нового времени наряду с Великой французской революцией и борьбой американских штатов за независимость.

В XX веке Россия пережила как минимум четыре революции и приблизительно столько же «дворцовых переворотов». Всмотревшись в них внимательно, можно заметить, что это не разрозненные события, а внутренне между собой связанные части единого процесса, который еще далек от завершения. Россия вплоть до сегодняшнего дня продолжает жить внутри этого процесса, как бы не замечая его. Ему гораздо больше ста лет, и юбилей революции – не более чем условность.

Русская революция началась гораздо раньше большевистского переворота, а момент ее завершения скрыт за видимым горизонтом истории. Октябрь 1917 года – это не столько точка