«Фрам» в Полярном море - Фритьоф Нансен

Все же мы находили проходы между ними, и полыней, к счастью, не было. Снег в неровных местах был, пожалуй, рыхловат, но собаки все же справлялись со своим делом, и мы на них пожаловаться не могли. Вокруг нашей стоянки льды напоминают ледовую обстановку около «Фрама». По всей вероятности, мы спустились до тех широт, где дрейфует теперь наш корабль. Я вполне уверен, что вчера мы прошли четыре мили. Значит, в общей сложности отмерили, по крайней мере, миль 17 обратного пути.

Погода стоит великолепная, холод почти не чувствуется. Состояние атмосферы здесь удивительно устойчиво и спокойно[282]. Мы находимся на льду больше месяца, и ни разу еще у нас не было дня непогоды. Все время яркое солнце, за исключением, быть может, двух-трех дней, да и тогда солнце все-таки проглядывало. Жизнь с каждым днем кажется все чудеснее; тяжелый период холодов остался позади. Теперь мы движемся к твердой земле и к лету.

Восхитительно вылезть утром из палатки и в предчувствии хорошего дневного перехода готовить завтрак или же, нежась в тепле и уюте спального мешка, предаваться светлым грезам о том счастливом времени, когда мы будем дома. Дома!.. Сегодня я занялся капитальным ремонтом штанов; они расползлись по всем швам. Положительно, приятно сидеть и шить при температуре –28°, по сравнению с прошлым разом, когда температура была –40 °С. Тогда держать иголку в руках удовольствия не доставляло».

«Пятница, 19 апреля. Корма для собак осталось не больше чем на три-четыре дня. Я все же думаю приберечь его до поры до времени, а сейчас скормить сначала самых плохих собак. Вчера мы закололи Перпетуума. Неприятная это вообще операция, но что же делать?.. Особенно жутко наносить последний удар. До сих пор мы их закалывали ножом, но это выходило не особенно удачно; вчера решили испробовать удавку. Оказалось еще хуже.

Мы увели животное, по обыкновению, подальше за торос, чтобы скрыть от остальных собак происходящее; захлестнули петлю у пса на шее и стали тянуть концы каждый к себе. Однако это ни к чему не привело. Под конец мы совсем обессилели, руки онемели от холода; делать нечего, пришлось заколоть. Уф, как это было отвратительно! Разумеется, проще всего было бы пристрелить собаку, но я боюсь тратить на это наши драгоценные патроны: может быть, потом придется о них горько пожалеть.

Вчерашние наблюдения показывают, что мы спустились до 85°37,8́ северной широты, а наша долгота должна быть 79°26' восточной[283]. Это хорошо согласуется с моими расчетами, если считать, что мы прошли 10 или 11 миль со времени предыдущего наблюдения (13 апреля).

Солнце по-прежнему ярко светит круглые сутки. Вчера ветер с севера засвежел и сегодня не уменьшается; но он не особенно тяготит, так как дует прямо в спину. Температура теперь почти все время держится между –20° и –30°, и ее можно считать почти приятной. Это, безусловно, самая подходящая температура; теплее было бы хуже, так как полыньи долгое время оставались бы открытыми. Надо успеть добраться до земли, пока полыньи не стали слишком большим препятствием. А что предпринять дальше, покажет время».

«Воскресенье, 21 апреля. Позавчера мы вышли в 4 часа дня и к ночи остановились поесть. Теперь, после обеда, забравшись в спальный мешок, чувствуешь, что тебе тепло и уютно, этот послеобеденный отдых доставляет настоящее удовольствие. Поспав немного, мы продолжали путь, как вдруг перед нами выросла громадная полынья, самая большая из тех, какие только встречались до сих пор. Я отправился вдоль нее поискать переправу, но, сколько ни ходил, ничего не нашел.

Полынья везде оказывалась одинаково широкой, одинаково непроходимой и одинаково забитой ледяным крошевом, яснее ясного говорившим о том, что здесь в течение долгого времени происходили подвижки и сжатия льда. Это подтверждали многочисленные, по-видимому, недавние гряды выжатых наверх глыб и многочисленные трещины, продольные и поперечные.

В конце концов я все-таки нашел переправу, но, когда после большого обхода подвел к этому месту караван, характер льда успел измениться. Я не рискнул начать переправу и снова пустился на поиски более удобного места. Я шел долго, дольше, чем долго, буквально, без конца; эта несносная полынья с битым льдом широкою водною улицей издевательски тянулась между высокими стенами из ледяных глыб. Во многих местах в эти глыбы вмерзли комочки ила.

В одном месте большая льдина, стоймя вывернутая сжатием, была темно-коричневого цвета, но, находясь недостаточно близко, я не мог установить, следует ли приписать эту окраску наносному илу или микроскопической морской фауне. Торосы с обеих сторон были довольно высоки, не меньше, пожалуй, 25 футов (7,6 м). Здесь представился хороший случай понаблюдать, как мощные торосистые нагромождения раскалываются в нескольких направлениях и плавучие морские льды принимают форму айсбергов с крутыми обрывистыми краями. Мне не раз приходилось во время этой экспедиции видеть высокие ледяные поля с подобными отвесным боками, похожие на покрытые снегом острова, – самые прекрасные образцы палеокристического льда[284], какие только можно пожелать[285].

В конце концов пришлось повернуть ни с чем. Досаднее всего было то, что к югу по ту сторону полыньи виднелся прекрасный гладкий лед, а ты вот стой тут и жди! Я уже готов был с этим примириться, как вдруг, возвращаясь обратно, обнаружил неподалеку от места стоянки сравнительно хороший переход. Стали перебираться; под ногами происходило сжатие, лед коробило и выжимало кверху. Было уже 6 часов утра, но мы еще немного прошли по великолепным гладким ледяным полям.

Собаки, которых не кормили почти двое суток, сильно устали. Во время этого перехода мы, к немалому нашему изумлению, наткнулись на громадный ствол дерева, торчавший наклонно изо льда. Это, насколько я мог рассмотреть, сибирская лиственница, по-видимому, выдвинутая на поверхность льда сжатием много лет тому назад. Сколько дров, и чудесных дров! Их хватило бы нам надолго для приготовления обедов, если можно было бы взять дерево с собой, но оно слишком тяжело. И мы удовольствовались тем, что вырезали на нем наши инициалы F. N. и Н. I. и градусы широты: 85°30' n. br.