На фронтах Первой мировой - Сергей Куличкин

А вот союзные военачальники и политики оказались на высоте. Особенно это касается многократно нами упоминаемого генерала Фоша. Чтобы не быть излишне пристрастным, позволю себе привести мнение на этот счет несомненно большого авторитета Уинстона Черчилля: «Катастрофа 27 мая (прорыв германцев к Парижу. – С.К.) не только усилила напряженность между английским верховным командованием и Фошем, она подорвала его авторитет в Париже. А ведь в спину ему дышал Петэн, грамотный, спокойный, вооруженный глубокими военными знаниями солдат, имевший в своем распоряжении отличный аппарат французского штаба. Было известно, что Петэн по целому ряду важных вопросов не разделял мнение Фоша. Шесть недель от первого июня до середины июля 1918 года должны быть отмечены как пик испытаний для Фоша. Ему пока нечего было показать, кроме перворазрядной катастрофы французской армии и глубокой убежденности англичан в том, что их неправильно используют. Его претензия на военное величие должна была в значительной степени основываться на его поведении в этом испытании. Он никогда бы не удержался, если бы за его спиной не стоял человек иного склада, равный ему по смелости, но превосходящий его по личной внутренней силе. Верный и грозный тигр, Клемансо рыскал по французской столице и защищал авторитет Главнокомандующего от любых нападок. И вот в таком положении, мрачном, рискованном, спорном, наполовину проигранном, Маршал Фош столкнулся 12 июля с новым немецким наступлением. Он тогда не стал колебаться и спорить с Петэном, а волевым решением бросил резервы, стоящие между Парижем и противником, против немецкого фланга. Если оценивать это решение в соответствии с тогдашними обстоятельствами и по его результатам, то оно должно считаться одним из величайших подвигов той войны и демонстрацией силы духа, которая навсегда останется в истории». Французы согласны с Черчиллем и до сих пор чтут память великого полководца Франции.

На других театрах военных действий по большому счету не произошло ничего особенного, за исключением Италии, где едва оправившаяся от поражения в Капоретто итальянская армия, изрядно разбавленная союзниками, нанесла доселе непобедимым здесь австрийцам сокрушительное поражение, после которого Австро-Венгрия запросила мира, и только окрик из Берлина заставил австрийских дипломатов прикусить язык. Об этом поговорим позже.

На морских театрах военных действий по-прежнему продолжалась с переменным успехом подводная и минная война. Германцы проводили программу строительства 250 подводных лодок и выпускали по 8–9 лодок в месяц, а англичане всячески противодействовали их использованию путем минной блокады германских баз. В мае они приступили к постановке «Великого заграждения Северного моря» от побережья Норвегии протяженностью свыше 230 миль. В апреле они провели крупную операцию у германских баз Зебрюгге и Остенде с высадкой десанта и перекрытием фарватера. В операции участвовало 165 кораблей различных классов, около 2000 десантников и 2 отряда авиации. Операция не удалась. Фарватер закрыли, потопив два своих старых крейсера, а десант немцы разбили. В общем итоге англичане потеряли 1 эсминец, 2 сторожевых катера. Десант потерял 214 человек убитыми, 383 ранеными и 19 пленными. Германские потери – 10 человек убито и 16 ранено. Фарватер они вскоре расчистили. Германцы тоже не блистали успехами. 23 апреля они вывели мощнейший флот (19 линейных кораблей, 5 линейных крейсеров, 10 легких крейсеров и до 50 эсминцев) на перехват английских конвоев у берегов Норвегии. Конвоев флот не обнаружил и вернулся домой несолоно хлебавши. На Средиземном море привлекает внимание атака итальянских торпедных катеров на два австрийских линкора – «Св. Иштван» и «Тегетгоф», в результате которой торпеда одного из катеров попала в борт «Св. Иштвана». Огромный линкор перевернулся и мгновенно затонул. Ничего подобного ни до, ни после в военно-морской истории не случалось. Сенсация!

Что касается сравнительных характеристик кампаний первой половины 1918 и 1945 годов, то их даже проводить бессмысленно. Хотя можно заметить некоторое сходство в тактических успехах немцев при наступлении в Пикардии в 1918 году и в Арденнах в 1945 году. Но только некоторое сходство, и не более того. В целом же операции несопоставимы ни по масштабам, ни по итогам, ни по влиянию на ход и исход войны. Главный итог первой кампании 1918 года – роковой надлом всей германской военно-политической машины, приведшей к последующим поражениям на Западном фронте и позорному для Германии, но терпимому перемирию. Главный итог кампании 1945 года на Западе – полная и безоговорочная капитуляция нацистской Германии. Думаю, все ясно и без комментариев.

Восточный фронт в начале 1918 года существовал лишь на бумаге. По сути дела Россия вышла из войны, и самочинная демобилизация войск, о которой мы уже говорили, развивалась лавинообразно. Германия и ее союзники, казалось, должны были бы все усилия направить на Запад, где предстояло решить исход войны. Но не тут-то было. Практически все дивизии стран Четверного союза оставались на Восточном фронте в боевой готовности. Значит, Россия продолжала отвлекать на себя огромные силы, а значит, невольно участвовала в войне на стороне Антанты. Более того, несла материальные потери от стран Четверного союза и человеческие жертвы практически весь 1918 год. Между тем Россию бесцеремонно выбросят из стана стран-победителей, несмотря на ее несомненные заслуги и жертвы. К тому же позиция и положение России именно в 1918 году во многом будет способствовать крушению планов Берлина на почетный мир. Военно-политическое руководство Германии виновато в крупнейшем стратегическом просчете. Вместо того чтобы договориться с русскими по-хорошему, получить от России так нужные Германии ресурсы и, перебросив все силы с Востока на Запад, воевать там до победного конца, германцы полезли-таки оккупировать вожделенные восточные территории. Эта роковая ошибка в конечном счете не дала Германии в должной мере нужных ресурсов, не позволила создать на Западе необходимый перевес в живой силе и резервах для победного наступления и, наконец, развратила солдат и офицеров пацифистским и революционным духом. Солдаты, побывавшие в России и на Украине, не соглашались больше воевать ни на каком фронте и рвались только домой к родным очагам. Остаться живыми – вот что двигало ими в 1918 году.

Все перипетии Брестского мира, оккупационной кампании германских и австрийских войск исследованы давно и очень подробно. Я позволю себе лишь очень коротко остановиться на некоторых, по-моему, наиболее важных моментах.

Прежде всего, требуется отметить, что первоначальные запросы германцев были сравнительно умеренны. Более того, германский канцлер Г. Гартлинг и статс-секретарь МИД, знакомый нам Р. Кюльман даже пытались убедить Вильгельма II вступить с русскими в дискуссию по поводу мира без аннексий и контрибуций. Австрийский министр иностранных дел граф Чернин открыто заявил, что «ради завоеваний Четверной союз не продлит войны ни на один день». На самом деле ничего серьезного за этими телодвижениями не стояло. Германские дипломаты убеждали кайзера в необходимости присоединения к Германии Прибалтики и разделе Польши. На переговорах 28 декабря был объявлен десятидневный перерыв. Но тут в дело вмешались вездесущие Гинденбург и Людендорф, принявшие за чистую монету демагогию дипломатов. Гинденбург немедленно телеграфировал Гартингу: «Я должен выразить серьезные возражения по поводу того, что мы отказались от насильственных территориальных захватов». Генералы покинули ставку в Крейцнахе и помчались в Берлин. Людендорф наседал на генерала Гофмана. 2 января он не раз подчеркивал, что «Германия в любой момент готова прекратить перемирие и разгромить врага». Гинденбург без труда убедил кайзера отдать верховному командованию всю ответственность за ведение переговоров. Парламентские крикуны социалисты Вестарп и Штреземан обвинили министров Чернина и Кюльмана в предательстве. Но сотрясать воздух не было необходимости. Отказываться от аннексий никто и не собирался. Германия возвращалась на переговоры с жесткими требованиями. Но прошу обратить внимание, КАКИМИ. Генерал Гофман на заседании политической комиссии конференции предъявил советской делегации карту с линией новой границы и изложил условия мирного договора. Польша, Литва, часть Латвии и Белоруссии, оккупированные германскими войсками в ходе войны переходили под контроль Германии. Начертание границ южнее Брест-Литовска должно было быть определено переговорами с Центральной радой Украины.