Первопроходцы - Олег Слободчиков

– Да я бы ему все, как на духу, – начал оправдываться Дежнев. – Тамошней кости всем хватит. Но он, Мишка, и говорить со мной не хотел: только рыкал да размахивал кулаками.

– Стадухин до богатства нежадный, – опять завздыхал Бугор. – Ему надо было прийти первым. А тут ты! Вот и бесился!

– Мне через гору не уйти, – клацая костылями, выполз на середину круга Павел Кокоулин. Поводил по собравшимся немигающим щучьим взглядом. – Морем вдруг и даст Бог вернуться.

После войны с анаулами все думали, что он не жилец, но Пашка, пролежав зиму, выжил и начал ходить. Весной посыльные от объясачных Стадухиным анаулов принесли полтора десятка соболей без пупков и лап, предложили поменять сидевшего в аманатах племянника тойона на его дочь. Дело было обычным: через девку хотели породниться с казаками и наладить вечный мир.

– Ну как, Семейка? – окликнул Мотору беглый казак Никита Семенов. – Ты у нас главный государев человек. Оженим, что ли, для мира?

Смущенно посопев в вислую бороду, Мотора позыркал на присланную тойонскую дочь, пробормотал:

– Хороша! Если народ не против – возьму, а прежнего аманата отпущу. Зиму на наших кормах – хворал. Бабы у них живучей.

С зааманаченными прошлой осенью анаулами, зиму прожили мирно, их беспокойство было понятным: коротким летом надо успеть запастись кормами и каждый сильный мужчина на счету. По русскому закону почетного аманата принуждать к работам нельзя, а дармоед при зимовье в тягость. Беглые казаки и промышленные согласились поменять племянника тойона на его дочь. Дежнев долго выспрашивал анаулов про морской путь к полуночи, которым пришел в эти места. С помощью Казанца узнал то же, что слышал прежде: ходят за Нос только чукчи, от них известно, что обойти дальний мыс удается не каждый год, чаще пролив бывает забит льдами. Несколько раз спросив об одном, казак озадаченно потер переносицу и в раздумье покачал головой. Присланная девка оказалась бойкой, легко сошлась с женщинами, которых на стане было около десятка, приязненно возилась с их детьми и не чуралась обычной работы. Мотора, вздыхая, ходил вокруг нее, присматривался и все не решался взять в женки.

– Молода! – ворчал. – Мне бы постарше, постепенней.

– Смотри, а то я возьму! – грозил Никита.

На очередном сходе люди Моторы и Дежнева сговорились достраивать и конопатить кочи, заложить коломенку. По вскрытии реки и залива решили сходить к бессонкиным остаткам и дальше, к богатой костью корге, потом думать о возвращении на Колыму. Иных промыслов на Анадыре не было. Решить-то они так решили, но пока готовили к плаванью кочи, пошла на икромет рыба. Не запастись ей – обречь себя на голодную зиму.

– Вот это жизнь! – не то радуясь, не то злясь, ворчал беспокойный Бугор.

– За все прежние годы отоспался… Мишка Стадухин уже и мир бы наладил и кость привез, а мы только думаем, идти ли к морю, чтобы прибрать останки с побитых судов.

Василия поддерживал его недруг Анисим Костромин. Заодно с ними стали драть глотки беспокойные зимовейщики, которых подстрекал к промыслам купец Мартемьянов. Очередной сход решил отправить их к морю, искать прибыли, остальным запасаться рыбой и готовиться к зиме.

Лето было жарким. При высоком солнце возле изб носились ревущие тучи овода. Комары унимались только при ветре, набиваясь в избы. Оттуда их выживали дымокурами. Едва были просмолены кочи и заложена коломенка, к зимовью прибежали ясачные анаулы, которых побили ходынцы.

– Не дает Бог богатства! – Дежнев со вздохом воткнул топор в колоду и вытер взмокший шрамленый лоб. – Первое лето к зиме готовились, второе – от Мишки бегали, теперь война. Вековать нам здесь, что ли?

Сход приговорил Фоме Пермяку с больными и торговыми людьми сидеть при зимовье, караулить добро, баб с детишками, запасаться рыбой, остальным, объединившись с анаулами, идти на погром ходынцев.

– Догнать оленных людей в тундре почти невозможно, – чесал бороду Мотора. – Воевать с ними – того трудней. – Ему не хотелось отрываться от молодой проворной женки, к которой начал привыкать, но служба обязывала. На анаулов напали два сильных многочисленных ходынских рода, во главе которых стояли братья. – Родня! – рассуждал Мотора. Братья будут крепко стоять друг за друга.

Семен Дежнев, беглые казаки и промышленные под его началом ушли вместе с анаульскими мужиками воевать ходынцев. Отряд вернулся только осенью с аманатом от одного из ходынских родов – чуванцев. На нартах приволокли тела убитых товарищей. В боях с ходынцами погибли спутник Дежнева Елфим Меркурьев, приставленный к остаткам гусельниковских товаров, промышленные Иван Нестеров и Петр Кузьмин. Их похоронили возле зимовья. Ясачные анаулы были отмщены. Дежнев опять был ранен ножом, но неопасно. Фома с торговыми и калеками сумел запастись красной рыбой. Зима ожидалась не такой обильной, как прежняя, но и не страшила голодом. До холодов люди снова принялись утеплять избы, запасаться птицей и строить коломенку. Пропал овод, ослабели, заленились комары, вскоре исчезли и они. По берегам Анадыря появились забереги, лужи затянулись льдом. По хрусткому мху тундры прискакали на оленях ясачные ходынцы – чуванцы, с которыми воевали летом. Их погромили коряки. Семен Мотора снова стал собирать отряд. На этот раз караулить зимовье остались раненые и немощные под началом торгового человека Анисима Мартемьянова. С Моторой, Дежневым и беглыми казаками увязался Павел Кокоулин, уставший сидеть в зимовье наравне с женщинами.

Отряд вернулся в декабре, по заметенной снегом тундре, как это было год назад со Стадухиным. Наказного атамана Семена Мотору и его целовальника привезли на нартах вперед ногами. Оба погибли в боях. Многие были легко ранены, Анисим Костромин не мог ходить без помощи товарищей, Павел Кокоулин получил еще одну рану. Анадырь спал, покрывшись льдом. Выла метель, срывая с волоковых окон и труб дым очагов. Вернувшиеся были встречены теплом и ласками женщин. Убитых предали мерзлой земле, помянули белой рыбой, которая считалась лакомством, грибами, ягодой шикшей, собранными женками, и ягодным вином.

На Анадыре осталось три десятка русских людей. Опасаясь распрей и раздоров, они сошлись в одной избе и сообща решили, что впредь атаманом быть Семейке Дежневу и служить ему по наказной памяти Семена Моторы. В помощь и для совета от беглых казаков и промышленных людей избрали другого атамана – Никиту Семенова, чтобы им друг друга от греха удерживать. Наставляли их править по справедливости и заветам благочестивой старины, во всем советуясь с кругом. Дежнев поклонился товарищам с первым наказом:

– Будем зимовать, доделывать коломенку, а всякие раздоры решать мирно и сообща.

Никита Семенов с общего согласия предложил женке убитого Моторы, впредь жить с ним, и она с радостью согласилась.

13. По сторонам Великого Камня

Едва стадухинская ватага обустроила табор и люди насытились рыбой, атаман уснул на корме обсохшего коча, Тарх накрыл его меховым одеялом. Проснулся Михей, почуяв запах печеного мяса, сел, огляделся, соображая, где находится. Розовела река, над морем в низких облаках висело полуденное солнце. За время его сна промышленные обошли окрестности, добыли оленя, нашли ручей со сладкой водой, все выглядели довольными и отдохнувшими.