Попугаи с площади Ареццо - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Мадемуазель Бовер придумала себе этот бартер в качестве оправдания, потому что на самом деле ей с каждым днем все больше нравилось заниматься с детьми иммигрантов. Она увидела, что знания, сохранившиеся у нее в памяти, не только полезны для них, но буквально являются драгоценностью; ее прекрасный французский, хорошие способности к арифметике — это оказалось сокровищем, которое она могла передавать другим и тратить. Когда она видела вокруг себя заинтересованные, нетерпеливые, а иногда и восхищенные взгляды детей, она чувствовала какое-то новое, незнакомое удовлетворение.

Одной девочке, которая расспрашивала ее о разноцветной птице, она рассказала, что раньше жила на прекрасной площади, где летают и большие попугаи самых разных цветов, и маленькие волнистые попугайчики. Люди живут в домах, попугаи — на ветках, и те и другие подглядывают друг за другом. Девочка захихикала, и ни один ребенок не поверил этому рассказу. Она настаивала, уточнила, что это было в Брюсселе, в двух километрах отсюда. Они упрямились и мотали головой, не соглашаясь. Для них, как раньше и для нее самой, районы Маду и Иксель разделяло нечто большее, чем просто граница, — скорее, целая гора или пустыня, они принадлежали к разным мирам. Ни один здешний обитатель не ездил туда и наоборот. Получилось, что дети сочли ее вруньей, хотя на этот раз она сказала правду. «Чего хотят люди? — размышляла она. — Реальности или все же мечты? Того, что их устроит».

Они занялись заданиями. Пока она общалась с детьми, Коперник, сидя у нее на плече, тоже внимательно ее слушал. Время от времени он, словно школьник, который записывает слова в тетрадь, радостно повторял: «Сюбжонктив!», «Пропорция!» — и дети покатывались со смеху. Мадемуазель Бовер наполнялась гордостью за него, потому что он следил за уроком и заодно развлекал ребят. Но ее удивляло, что, когда она вступала в диалог с кем-то из детей, он переминался с лапки на лапку, выражая неудовольствие.

Это самое случилось и когда она склонилась над Абдулом, толстеньким кудрявым мальчиком, и велела ему повторить неправильные глаголы. И хотя учительница вела себя внимательно и любезно, мальчик сбивался и ошибался.

— Брр! Брр! — заорал Коперник после второй его ошибки.

Мадемуазель Бовер, погладив лентяя по голове, воспользовалась выходкой попугая:

— Видишь, Абдул, даже Коперник заметил, что ты не слишком стараешься.

— Я ему не нравлюсь! — закричал мальчишка, нахмурив брови и уставившись на птицу.

— Ему не нравится, что ты делаешь ошибки. Если так пойдет дальше, он начнет тебе подсказывать.

— Ну, давай, слабо́? — воскликнул Абдул, вскинув голову.

Резкое, агрессивное движение мальчика не понравилось Копернику. Он распахнул крылья, подлетел немного вверх, а потом бросился на мальчика и стал его клевать.

Абдул закричал, но от этого Коперник еще больше разозлился, и удары, сыпавшиеся на мальчика, стали сильней и чаще.

Семеро детишек заорали. Мадемуазель Бовер, оправившись от удивления, попыталась утихомирить этот галдеж:

— Замолчите! Вы его еще больше разозлите! Молчите! Коперник, перестань! Перестань, я сказала, Коперник! Коперник!

Но чем больше она кричала, тем злее птица налетала на Абдула. Девочки, боясь оказаться следующими жертвами, повскакали со стульев, толкнули дверь и выскочили во двор.

Двоюродный брат Абдула схватил линейку, чтобы ударить птицу. Мадемуазель Бовер возмущенно его остановила:

— Я запрещаю!

— Но, мадемуазель…

— Коперник и сам остановится. Коперник! Коперник!

Но попугай не отставал от своей жертвы, а мальчишка только орал, вместо того чтобы защищаться. Мадемуазель Бовер решилась вмешаться в это сражение и осторожно попыталась отогнать попугая от мальчика, не попортив ему крыльев.

— Коперник!

Неожиданно попугай оставил свою жертву, скосил налитый кровью глаз на мадемуазель Бовер, а потом, резко взмахнув крыльями, вылетел через открытое окно во двор и улетел.

Хозяйка в панике кинулась за ним:

— Коперник!

Когда она выскочила во двор, ей удалось разглядеть только разноцветное пятно, которое быстро приближалось к водосточным трубам и крышам. И ара исчез в лазоревом небе.

— Коперник!

Но ее голос затерялся в пустых небесах.

Мадемуазель Бовер почувствовала, как слезы подступают к глазам. Плач за спиной вернул ее к реальности. Она повернулась и увидела на лице у ребенка царапины, синяки и покусы.

— О господи!

Ее не так огорчили мальчишкины царапины — они со временем заживут, — как исчезновение любимой птицы и то, что, видимо, теперь пришел конец бартеру, который казался ей таким удобным.

За несколько часов мадемуазель Бовер удалось отчасти исправить ситуацию: матери не отказались от договоренности с ней — прежде всего потому, что непослушность Абдула всем была отлично известна, а главное, потому, что источник опасности, попугай, исчез.

Тем не менее, когда после этих треволнений она осталась одна в своей крохотной квартирке, на нее обрушился острый приступ тоски. Вместе с Коперником она потеряла и свою прежнюю жизнь, и новую; теперь ей все показалось невыносимым: и то, что пришлось распродать все имущество, чтобы выплатить сумасшедшие карточные долги, и то, что теперь она навеки обречена ютиться в каморке в несколько квадратных метров — на заднем дворике, провонявшем донер-кебабом. Одиночество оказалось для нее трагедией… И про нищету она вдруг осознала, что это насовсем…

Впервые мадемуазель Бовер стала себя жалеть и заключила, что ее жизнь не удалась. В ту ночь она не просто не сомкнула глаз — она переживала каждую секунду, каждую минуту и каждый час мучительно, словно приговоренная к пытке каплями воды. На грязных, сумрачных стенах, заляпанных ошметками чужой жизни, она читала свое будущее: безнадежность. Теперь ее квартирка представлялась ей карцером, тюремным застенком. А впрочем… Будь она в тюрьме, у нее еще была бы надежда оттуда выбраться. Но здесь не могло быть ни конца срока, ни отмены приговора. Оставалось только терпеть, и больше ничего, — терпеть, пока не придет смерть.

К четырем часам утра она взбунтовалась против собственного настроения и попыталась справиться с безнадежностью. Неужели она мечтает о смерти только потому, что в клетке у ног ее кровати больше нет птички? Смех и грех! Какой-то попугай, купленный за копейки пять лет назад, не может быть смыслом всей жизни! «Лети куда хочешь, глупая птица! И не собираюсь я больше думать про этого попугая. Вот мое решение».

Но безнадежность если уж наваливается на человека, то не мелочится, а лишает его всех сил. Мадемуазель Бовер дрожала и с каждым вдохом звала смерть: ей казалось, что утро не наступит уже никогда.

Но все же утром робкий свет пробрался во дворик через разноцветные стекла. На мгновение ландыш, который принес ей кто-то из детей, озарился розовым ореолом. Мадемуазель Бовер поднялась, хлопнула себя по бедрам и решила, что отыщет Коперника.