Корректировщики - Светлана Прокопчик

— Если ты мне поможешь, я обещаю откатить Олю, в том случае, если Стрельцов не успеет. У меня же высшая ступень пост-режима, я смогу. И все довольны будут. Мир спасен, Оля жива, ты герой. Ну как, поможешь?

— Слушай, Иуда, — не выдержал Илья. — Ты сам продал своего напарника, а теперь тебе моей компании захотелось? Думаешь, что в обмен на Олину жизнь я предам Стрельцова?

— А разве нет? — удивился Игорь-Иуда. — Не ты ли говорил, что твои тридцать сребреников — это возможность спасти мир? Тот шанс, ради которого ты предашь все и всех? Илья, а хочешь, я скажу тебе, кто такой Стрельцов?

— Я это и без тебя знаю.

— А раз знаешь, чего ты его жалеешь? Вы с Олей вдвоем прекрасно справитесь и без него. С любой проблемой. Я могу сделать так, что у тебя будет четверка пост-режима. Высшую, извини, не могу — Равновесие еще никто не отменял. А четверку — запросто. Ну и скажи мне, с какой проблемой вы вдвоем не справитесь?! С ее-то предвидением, с твоей основательностью? Ну тебе самому-то не обидно сидеть в тени Стрельцова? Я тебе на полном серьезе говорю: позвони Стрельцову. Ты на самом деле ничего не можешь сделать в данной ситуации. Обойдись малой кровью, черт возьми! Ты пойми, жизнь Стрельцова — слишком малая цена за жизнь всего человечества!

— Это и есть мой шанс? Убить Стрельцова?

— Или Олю. Выбирай. — Иуда встал. — Два высших “рута” — это слишком много. Один должен уйти, иначе мир погибнет. Выбирай, кто. Если ты действительно хочешь спасти мир, ты должен сделать этот выбор.

“Мне нечего терять, — Илья старательно медитировал на бутылку. — Мне вообще по фигу все. Я сейчас возьму и сделаю то, о чем всю жизнь мечтал. Я ничего не могу сделать — ну и хрен с ним, тогда я буду делать то, что хочу”.

* * *

05-08-2084, суббота

13:12 по московскому времени

Московье

Ждать пошли домой к Моравлину. Бондарчук, не спрашивая разрешения, подключил сканер к кабинетному компьютеру хозяина, вытащил из кармана минидиск и погрузился в свои расчеты. Нельзя сказать, что Моравлин был в восторге от такой бесцеремонности.

Спустя двадцать минут сканер отметил “постовую” попытку входа. Моравлин вздрогнул: вход был сразу почти на третьей ступени.

— Ого! — со скрытой завистью воскликнул Котляков.

Моравлин метнул в него гневный взгляд. График сигнала полз вверх. Заинтересовался Бондарчук:

— Дьявол… Чему еще, интересно, его на Венере научили?! Я слышал, что там ступень сублимировать могут, но не в два же раза!

— Он не прорвется, — сказал Моравлин. — Невозможно. У него вторая исходная ступень. Он умрет раньше, чем прорвется.

Все молчали. Моравлин неуверенно посмотрел на Бондарчука, повторил:

— У него ничего не выйдет. Его надо увести оттуда. И позвонить в Особый отдел.

— Он корректировщик, — лаконично пояснил Бондарчук. — Ему видней.

График дополз до четвертой ступени.

Моравлин посмотрел на Котлякова, тот отвел глаза. На Черненко — тот отвернулся.

— Ребята, вы же блокаторы. Вы же умеете такие вещи. Его надо увести. Он напрасно погибнет.

Черненко молчал. Котляков решился:

— Иван Сергеич, он, конечно, ваш сын. Я вас не осуждаю. Но я хотел бы оказаться на его месте — там. И все-таки я туда не пойду. Я собственными глазами видел, как Илюха укатал антикорректора четвертой ступени.

— Вы боитесь, да? — Моравлин встал. — Тогда я сам это сделаю.

— Остановитесь, Иван Сергеич, — сказал Бондарчук. — Ребята правы. Туда лучше сейчас не ходить. Корректировщик тоже человек, может ошибаться. Вот только ошибка корректировщика может слишком дорого стоить человечеству.

— Мне все равно, Шура, — твердо сказал Моравлин. — Я должен остановить это безумие, это средневековое жертвоприношение.

Он встал и направился к двери. Дорогу загородили Котляков и Черненко. Моравлин не мог подумать о том, чтобы драться с ними или закатить истерику. Молча вернулся в кабинет.

— Илюха уже вылетел из Поля, — убито сказал Бондарчук. — Так что напрасно вы волновались. Сейчас сам придет.

Текли минуты. Моравлин сидел, как на иголках. Сын не торопился. От нечего делать Моравлин следил за Бондарчуком.

А тот зачем-то полез в общепланетную сеть, нашел что-то, увлекся чтением. Затем взгляд его скользнул в верхний левый угол экрана и застыл. Бондарчук нахмурился, пошевелил губами, уточнил:

— У нас с Сиднеем какая разница во времени?

— Плюс десять к GMT, — отозвался Моравлин механически. — Семь часов разницы с Москвой.

— Значит, там должно быть полседьмого вечера, да? — Бондарчук метнулся к окну, выглянул.

И посерел. Обернулся:

— Ребят, мы когда шли по улице, кто-нибудь обратил внимание, где солнце?

Моравлин почувствовал, как обрывается все внутри. А ведь ему тоже показалось, что с дневным освещением что-то не так.

— Иван Сергеич, у вас механические часы есть? — спросил Бондарчук. — Не на батарейках? Нет? Дьявол… — И сорвался с места, вылетел в коридор.

Моравлин приподнялся, взглянул на экран. Увидел какой-то австралийский новостной сайт. И все понял.

Часы в Сиднее показывали ровно на пять часов больше. Там уже наступил следующий день.

А солнце за окном стремительно клонилось к западу. Что лучше приборов доказывало — сейчас не половина второго, а почти половина седьмого.

Сложить несколько цифр в уме Моравлин успел раньше, чем Бондарчук справился с замками на входной двери, пронесся по лестничной клетке и принялся ломиться в дверь квартиры напротив с криком:

— Илюха!!! Илюха, в нашей зоне что-то с часами!!! Илюха, осталось всего несколько минут!!! Илю-у-уха!!!

Но ответом ему было молчание.

— Все, — без интонаций сказал Черненко и спрятал лицо в ладонях.

* * *

05-08-2084, суббота

13:24 по московскому времени

Московье

Проклятый аффект Илье не давался, как он ни старался. Еще Иуда отвлекал своими рассуждениями.

— А теперь самое важное, Илья, — вещал тот. И улыбка его стала торжествующей. — Пара слов о непредусмотренном эффекте. Твоя Оленька ненароком задела часы… Да-да, те самые, атомные. Не сами часы, разумеется, — компьютер, по которому выставляется время в единой часовой сети. И в телефонной, и в комьютерной… Ты не знал, что все эти сети на один компьютер замкнуты?

— И что? — насторожился Илья.

— А то, что сейчас не половина второго. Сейчас половина седьмого. Почти… — Иуда расхохотался. — Твои тридцать часов истекают через минуту! Все, вы проиграли!