Тактика победы - Михаил Кутузов

Храня в незабвенной памяти подвиг граждан верейских, Дорохов, уклонясь за болезнью с поприща военного, писал к жителям Вереи: «Если вы слышали о генерале Дорохове, который освободил ваш город от врагов Отечества нашего, то в воздание дайте мне три аршина земли для вечного моего успокоения при той же церкви, где вместе с храбрыми вашими гражданами я взял приступом укрепление неприятельское. Дети мои будут вас благодарить, а я и в могиле награжден буду любовью вашею».

[…]

Отечественные доблести 1812 года

Не посягая на чужое, предложу только то, что непосредственно было сообщено мне. Много предъявлено и много еще не высказано доблестей, ознаменованных тем парением духа, который показывает свойства народные и жизнь душевную. Мы видели времена необычайные, видели их и другие народы, и если собрать и соединить все то, что в них совершилось, то убедятся, что самоотречение вполне выражает жизнь душевную.

В предъявлении жизни народной или, лучше сказать, жизни человечества есть собрания вековых преданий поэтических. Соберите все события самоотречения народного, и вы представите деятельную поэзию духа человеческого. А я предлагаю здесь о своих и из своего. Июля 17 Западная армия вступила в город Поречье. С выходом оттуда полков наших выходили и обыватели, с живою горестью прощаясь с семейными приютами своими.

«В это время, – говорит офицер, сообщивший известие в «Русский вестник», – забежал я в дом, где был мой ночлег. И какое зрелище поразило глаза мои! Престарелый мой хозяин стоял на коленях и молился. По сторонам его стояли также на коленях жена его, невестка и пятеро внуков.

Углубленный в молитву душевную, он не заметил прихода моего, встал быстро, вынул из киота образ Спасителя, благословил им всех и каждого, отдал образ жене и сказал: «Возьмите все нужное на путь дальный. Бог с вами! Ступайте! А я останусь. Я стар, вам и без меня будет тяжело. Убьют – будь воля Божия!»

В последние дни до оставления Смоленска у всех была одна мысль: Бог и Отечество. Воины и жители с братским радушием ходили по церквям, а когда 26 июля отдан был приказ идти вперед, обыватели, вооружаясь чем кто мог, спешили за войском. Снова возвратились полки наши в Смоленск, и упорный горел бой трехдневный. С четвертого на пятое число Наполеон с грозным напором всех сил своих порывался перехватить московскую дорогу, в удержании которой состояла главная цель вождя русского войска.

А для этого нужно было удерживать и защищать несколько времени город. В стенах его Дохтуров сменил корпус Раевского, который и выдерживал и отражал сильные нападения неприятеля. Сменя Раевского, Дохтуров продолжал мужественные его подвиги. Каждый шаг был оспориваем, и каждое мгновение увенчивалось отважностью. Около трех часов пополудни Дохтуров и генерал Коновницын летят к Молоховским воротам.

От яростного и жестокого напора сил неприятельских один из полков наших дрогнул. Вожди русские вскричали: «Ребята! Вы сражаетесь на родной земле за царя и Отечество! Вы храбро разили, новая слава вас ждет!» Загремело: «Ура!» Заблистали штыки, неприятель отступил. Англичанин Вильсон, очевидец битвы Смоленской, говорил, что одни русские так сражаются, как сражались они в стенах Смоленска. Русские достигли цели своей: дорога московская удержана.

Началось отступление войск, и обыватели с ними только стали выходить из города. Но как описать то мгновение, когда из стен разгромленных, при пламени пожарном, поднята была икона Смоленской Божьей Матери! Не вопль отчаяния, но среди плача и рыдания раздавался жалобный голос благоговейного умиления: «Заступница наша оставляет нас!»

Смоленск вышел из Смоленска, и быстрая весть о том разлетелась из уезда в уезд, из села в село, из деревни в деревню и донеслась до Москвы. Подмосковные отцы-поселяне спешили благословлять в ополчение жертвенное сынов своих и, прощаясь с ними, говорили: «Умирайте, а не сдавайтесь!» Подмосковного села крестьянин Никифор Михайлов трех сынов благословил на дело ратное. Трудно воевать с душами.

За несколько дней до битвы Бородинской убит был под Колоцким монастырем Донских войск генерал-майор Иван Кузьмич Краснов первый, который за отъездом М. И. Платова в Москву занял место его. Объяснимся об этом.

Опытные полководцы орлиным взглядом высматривают свойства ума и дарования сподвижников своих. Суворов вполне разгадал тонкий, проницательный ум Кутузова и своими намеками передал и другим мнение свое о нем. «Кутузова, – говорил он, – и де Рибас не обманет. Я не кланяюсь Кутузову, он поклонится раз, а обманет десять раз».

Сбылись слова Суворова. Отправляясь к войску, Кутузов ни себя, ни других не обольщал славою будущих побед, он желал только обмануть Наполеона, который и в свою очередь называл его старою лисицей. Но против льва завоевательного надлежало употребить все оружия. К числу хитростей, уловивших Наполеона, Кутузов прикинул и мнимую ссору с Платовым. Коленкур, который (как увидят в записках моих) жаловался на меня за статью, помещенную в «Русском вестнике» после Тильзитского мира и в которой явно высказано было то, что постигнет Наполеона, если посягнет на спокойствие России; Коленкур и себя и властелина своего обманывал, будто бы «война турецкая истощила войско Донское» и будто бы «Дон опустел и обессилел».

Кутузов и Платов знали об этой молве и разыгрывали притворную ссору. Чуждаясь самонадеяния, я, может быть, предлагаю это и как догадку, но то истинно, что когда донской атаман за несколько дней до битвы Бородинской прискакал в Москву на дачу к графу Ростопчину, разнеслась громкая весть о размолвке его с Кутузовым.

Предполагали тогда же (как выше упомянуто), будто бы на даче находился и Государь. Был ли там Государь или нет и нужно ли было личное его присутствие для распоряжений касательно Донских полков, которые быстрым прилетом под Тарутино были первыми вестниками победоносного преследования нашествия? Не входя об этом в исследование, обращаюсь к генералу Краснову.

За отсутствием Платова Краснов начальствовал в авангарде Донскими полками на высотах у Колоцкого монастыря. Жестоким огнем действовали неприятельские и русские батареи; Краснов молнией перелетал с одного крыла на другое под тучею пуль, картечи и ядер. Его приметили с французской батареи и направили роковой удар.

Умирающий герой, увидя внука своего, есаула Гладкова, недавно прибывшего с Дона, с ласкою сказал: «И ты здесь, очень рад, ты будешь мне нужен». В стенах монастыря тотчас отыскали лекаря. Но раненая нога так была раздроблена и измята, что невозможно было перевязать.

Между тем конница неприятельская усилилась с левого крыла, по малолюдству полки наши поотдалились. В то же время с ближайших батарей густо летели ядра. Надлежало спасать раненого не от смерти, но от плена. По дороге к Бородину дали отдохнуть Краснову, где, встретясь с генералом Иловайским пятым, сдал ему начальство и сказал: «Отражай! Гони неприятеля, и я радостно умру!»