Уинстон Черчилль. Власть воображения - Франсуа Керсоди

В военной области, столь дорогой его сердцу, премьер-министр был намного активнее, в частности он поддержал восстановление национальной гвардии «Хоум Гард» времен войны и создание «мобильных колонн» резерва после того, как констатировал, что все части регулярной армии несут службу в заморских колониях. Не стоит и говорить, что он всегда умел найти слова, чтобы оправдать подобные меры в парламенте: «Став министром обороны в октябре прошлого года, я был сражен ощущением полной неприкрытости, какого никогда не испытывал раньше ни во время войны, ни во время мира, как будто я оказался посреди колонии нудистов». Вступать в полемику с таким оратором было не менее опасно, чем полвека назад; одному депутату от оппозиции, попытавшемуся грубо прервать его, он учтиво ответил: «Не соизволит ли достопочтимый джентльмен проблеять это еще раз?»

Кроме обороны, внимание нового премьер-министра занимали вопросы внешней и имперской политики. Его первым стремлением было восстановить Британскую империю Викторианской эпохи, но шесть лет войны и пять лет социалистического правления положили конец этим химерам; Индия, Пакистан, Цейлон, Бирма, Египет и Палестина получили независимость, и уже ничто не могло заставить их вернуться. Теперь для Черчилля речь шла о сохранении аванпостов, стратегических пунктов, экономических интересов Британии в этих странах, в особенности недопущение того, чтобы другие части империи оказались охвачены волной деколонизации. В Малайзию был отправлен генерал Темплер с подкреплениями, чтобы подавить коммунистический мятеж; в Иране Моссадег, поправший британские интересы, столкнулся с мощной оппозицией, чьи англосаксонские корни почти не скрывались; в Египте правительственное движение за эвакуацию британских сил из зоны Суэцкого канала в конце концов столкнулось с решительным военным противодействием; в Кению были отправлены войска, чтобы подавить восстание мао-мао, чей лидер Джомо Кеньятта был брошен в тюрьму; в Южной Африке была сформирована федерация, объединившая Северную Родезию, Южную Родезию и Ньясаленд, в которой власть досталась белым поселенцам; в ЮАР Черчилль настаивал на бессрочном сохранении за британцами морской базы в Симмонс-тауне; наконец, он приказал обеспечить надежную оборону Фолклендских островов, на протяжении века оспариваемых Аргентиной. «Я не для того стал премьер-министром Его Величества, – говорил Черчилль Рузвельту во время войны, – чтобы руководить расчленением Британской империи». Этот процесс начался без его помощи, а он вернулся к власти, чтобы положить ему конец!

Однако в этой области, как и в остальных, ничего более или менее надежного и стабильного нельзя было добиться без помощи США, и Черчилль немедленно занялся восстановлением «привилегированных отношений» времен войны с великим заокеанским союзником. Не прошло и двух месяцев с момента формирования его правительства, а он уже был на пути в Вашингтон вместе с Иденом, Исмеем, Черуэллом и делегацией генералов и адмиралов. Прибыв в американскую столицу 5 января 1952 г., он три недели провел в ужасающем ритме: бесконечные переезды на поездах, кораблях, машинах и самолетах; два больших выступления перед Конгрессом и парламентом в Оттаве; бесчисленные пресс-конференции; посещения десятков старых друзей, таких как Бернард Барач, Эйзенхауэр или Маршалл; вечер в театре на спектакле с участием его дочери Сары; и конечно же непрерывные переговоры с Трумэном, государственным секретарем Дином Ачесоном и всем их окружением.

Переговоры были крайне тяжелыми, ибо британцы по-прежнему выступали просителями: им требовались американские политическая поддержка и военное присутствие в зоне Суэцкого канала; участие Вашингтона в усилиях по устранению Моссадега от власти в Иране; поставки большого количества стали; открытое и честное сотрудничество в области атомных исследований в соответствии с договоренностями Квебекской конференции; проведение встречи на высшем уровне с советскими лидерами и назначение британского адмирала верховным командующим НАТО в атлантическом секторе. До поздней ночи, после обильных возлияний, Черчилль применял самые мощные заряды своего арсенала красноречия, поражая американских собеседников; так, например, по вопросу командования атлантическим сектором они могли от него услышать следующее: «Веками Англия ограждала моря от всякого рода тиранов, защищая Западное полушарие от всякого европейского вторжения, покуда Америка была слаба. […] Теперь же, когда последняя вознеслась на вершину своего могущества, она, несомненно, может позволить себе предоставить Англии исполнять свое историческое предназначение на этом “западном море”, чье дно еще бело от костей английских моряков».

И это всего лишь послеобеденная импровизация! Зато речь, с которой он выступил перед Конгрессом 17 января, стоила ему многих ночей напряженного труда, но результаты оказались достойны затраченных усилий: «Я пришел просить у вас не золота, но стали, не милостей, но оборудования». Воздав должное помощи от США в годы войны и их решительным действиям в Корее, он перешел затем к Ближнему Востоку, где «Великобритания не может в одиночестве нести бремя обеспечения свободы движения по знаменитому водному пути, которым является Суэцкий канал»; эта миссия должна стать «международной ответственностью», разделить которую он приглашал США, Францию и Турцию, направив «символические силы». Высказавшись об Израиле, о необходимости противостоять СССР и «любой ценой не допустить утраты атомного оружия», он завершил свою речь восхвалением англо-американского сотрудничества: «Однажды Бисмарк сказал, что главным событием XIX века стало то, что Великобритания и США заговорили на одном языке. Так сделаем же так, чтобы главным событием XX века стало то, что обе страны пойдут по одному пути».

Потом будут банкеты, отъезд на поезде в Нью-Йорк, триумфальный парад в этом городе на жутком морозе, прием в мэрии, дополненный званым обедом с традиционными возлияниями, за которыми последовал отъезд в Оттаву, а там выступление в парламенте, официальные встречи, банкеты, интервью из серии ad nauseam[241]. В декабре 1941 г. восьми дней в таком режиме оказалось достаточно, чтобы вызвать сердечный приступ, но это было десять лет назад, а сейчас Уинстон чувствовал себя намного моложе.

Однако когда неутомимый визитер покинул наконец американцев на борту «Куин Мери» 22 января 1952 г., он должен был признать, что триумфальная поездка в лучшем случае была лишь половинным успехом: за исключением экономической помощи и нескольких мелких уступок, он не получил ничего из того, за чем приехал. Администрация Трумэна была слишком занята войной в Корее, китайской угрозой и опасностью, которую стал представлять собой СССР после того, как заполучил атомное оружие. Блестящие монологи Черчилля впечатлили, но ничуть не поколебали его американских коллег, и премьер-министр чувствовал себя глубоко униженным: «Чувство неравенства, – отметит лорд Моран, – гложет его, как рак. Он подавлен тем, что пошатнувшаяся Англия не может говорить на равных с Америкой и вынуждена являться к ней за приказаниями или с протянутой рукой». К чему личный секретарь Антони Идена добавит: «Невозможно не отдавать себе отчет, что мы сейчас играем вторую скрипку». Это было правдой вот уже более девяти лет, но Уинстон Черчилль все еще никак не мог ее принять.