Месть драконов. Закованный эльф - Бернхард Хеннен

Задержав дыхание, он стал наблюдать за тем, что происходило на маленькой арене для собак. Дух гнал костедробителя перед собой, загонял его в угол. При этом огромная гончая визжала так жалко, словно ее схватил крокодил. А потом костедробитель вдохнул духа! Манассэ зажал нос и рот рукой. О таком он никогда прежде не слышал. Костедробитель стоял тихо-тихо. Хвост уже не был зажат между задними лапами. Он поднял голову и посмотрел на прорезь. На миг хозяину поместья показалось, что в глазах гончей сверкнул зеленый огонек. А потом животное набросилось на Дояна.

Калека перестал улыбаться, он был парализован от страха. Не в силах пошевелиться, он смотрел на собаку, которая поставила ему на грудь большие лапы и стала давить на него, пока наконец не встала на него целиком. Морда гончей приближалась все ближе к лицу Дояна. На миг ему показалось, что собака хочет поцеловать калеку, когда Зеленый дух вдруг потек у него изо рта. Часть тумана проникла в рот Дояна, который отчаянно вскрикнул.

Однако большая часть злого духа извивалась змеящимися спиралями вокруг тела собаки и Дояна. Оба тела выгнулись из-за спазмов, а потом принялись биться друг о друга. Так сильно, что их тела изогнулись, а кости словно сломались.

Манассэ ничего подобного прежде не видел. Шокированный и пораженный, он не мог отвести взгляд. Сильные лапы костедробителя подломились, его массивное тело опустилось на тело Дояна. Казалось, их подрагивающие тела любят друг друга. А потом зеленый туман засветился изнутри. От него поднялись сверкающие точечки, заплясали по арене, и обрушились на оба тела, которые…

Помещик не поверил своим глазам. Он прижался лицом к прорези, словно собираясь заползти в узкое отверстие. Этого не может быть! Плоть собаки и мужчины изменилась. Оба тела сливались друг с другом! Это уже было одно существо. Ребра Дояна раскрылись как мясистый рот и втянули собаку в раскрывшееся тело. Голова гончей упала на лицо Дояна, и словно оба потеряли твердую форму, они стали сливаться друг с другом, образовали новую, большую голову с выступающей собачьей мордой и крупными собачьими ушами.

Существо из двух тел извивалось и вытягивалось. Оно росло. Когда зеленый туман полностью исчез, чудовище, получившееся из собаки и проводника, достигало более двух с половиной шагов в высоту. У нее было тело и руки человека, хоть и заканчивались они не ладонями, а длинными лапами. Ноги выглядели худощавыми и странно искривленными. Но это были ноги для продолжительного, выносливого бега. Хотя бы голова существа выглядела человеческой. С длинными клыками в собачьей пасти — казалось, чудовище было порождением кошмарного сна.

Лишь глаза напоминали о Дояне. Большие, карие глаза, за которыми крылся мстительный разум проводника собак. Теперь они смотрели на прорезь. Принюхиваясь, бестия вытянула голову вперед. В этот миг до Манассэ дошло, что это существо, в котором продолжал жить разум Дояна, знает, что он здесь, наверху.

Чудовище обернулось и протиснулось в короткий туннель, ведущий к клеткам. Помещик в панике огляделся по сторонам. Нужно бежать! Но куда? Нельзя, чтобы его поймали на улице. Он часто видел, что творят гончие с беглыми работниками. И эти гончие были ласковыми зверюшками по сравнению с родившейся на арене тварью. Он в отчаянии поглядел на узкий засов крохотной комнатушки. Вокруг арены для собак было семь таких же комнатушек и одна комната побольше, для гостей. Засов служил лишь для того, чтобы никто не помешал, если захотелось сделать что-то отличное от наблюдения за тем, что творят собаки. Серьезного штурма он не выдержит.

Взгляд Манассэ остановился на факеле. Он спасет его. Вынимая его из бронзовой подставки, он услышал, как внизу затрещала дверь. Бестия сломала дверь в проход, ведущий сюда, наверх.

Манассэ дрожащими руками ощупывал стеклянный флакончик. Отчетливо слышал скрежет на ступеньках. Ругаясь про себя, он сорвал с шеи тонкий ремешок, когда у него не получилось открыть пробку флакончика.

Он услышал, как снаружи бестия, принюхиваясь, ходила от двери к двери. Горлышко флакончика сломалось, половина желтого порошка посыпалась на пол, и бутылочка едва не выпала из потных пальцев Манассэ. Он уже практически обезумел от страха.

У двери послышалось царапанье. Раздался низкое, гортанное рычание. Флакончик выскользнул из потных пальцев и со звоном упал на пол. Что ж, хотя бы часть порошка попала в пламя факела. Взвился густой маслянистый дым сернистого цвета.

Засов оторвался от стены. Дверь распахнулась. Бестия, брызгая слюной, слегка пригибаясь к земле, скользнула в комнатушку, вытянув вперед когтистые лапы, словно намереваясь вырвать ими сердце у Манассэ. Помещик подул на желтоватый дым, чтобы быстрее погнать его в сторону чудовища. Если бы существо наконец вдохнуло!

Огромный человекопес склонил голову набок и недоверчиво принюхался. Значит, работает! Манассэ, успокаиваясь, ткнул вперед факелом.

— Убирайся, тварь! — изо всех сил заорал он и уже начал думать о том, как можно поохотиться на бестию, когда та убежит в болотистые заливные луга. Он уже представлял себе, в каком месте дома выставит голову чудовища, когда человекопес ринулся вперед.

Один-единственный раз щелкнув челюстями, бестия откусила руку с факелом.

«И случилось так, что богиня в недрах земли восстала ото сна. И, несмотря на то что она была далека от силы, которой обладала когда-то, она могла принести много бед в мир. В мир, созданный ею из того, что она когда-то украла у Дайи. Она боролась с оковами, не в силах разорвать их. Ее гнев был подобен отдаленным раскатам грома и мог напугать лишь маленьких детей, которые еще сосут грудь матери. Поэтому она стремилась к тому, чтобы другим способом принести яд мести в этот мир, который взращивали трудолюбивые руки и где дети семи империй несли порядок туда, где прежде были лишь заросли и хаос.

И ее злая воля воплотилась в духах, которые роятся в ночи. Великанша дала им волшебную силу, которой они прежде не обладали. И они стали поглотителями душ. Духи навещали детей человеческих в уединении, чтобы стать с ними единым целым и превратить их в порождения тьмы и глуши. И на тех храбрецов, которые искали золото в горах и земле, стали нападать коршуны и орлы. И духи поглощали их тела и создавали противоестественных химер, наполовину людей, наполовину порождений облаков. Примерно то же самое происходило с охотниками, которые стали единым целым с волками и тиграми. Но мне сообщили о несчастных, которые сторожили покой кладбищ: они слились с теми, кто поднялся из земли, подгоняемый мстительной богиней.

Таким было это горе, которое происходило одновременно повсюду, где жили люди Нового мира. И вскоре не осталось мест, где они были бы в безопасности от химер скованной богини. Но вскоре до бессмертных дошли вести о том, что происходит в их отдаленных провинциях, и они решили созвать большой совет, чтобы совладать с тьмой, напавшей на мирные хижины их подданных (…)»