Ветвящееся время: История, которой не было - Владимир Лещенко

Но при этом она неизбежно подтолкнула власти мучительно агонизирующей Четвертой республики, к тому, чтобы быстро и без сопротивления уйти из абсолютного большинства африканских колоний.

Вернувшиеся из Алжира солдаты, прошедшие хорошую школу насилия и жестокости и не имеющие особого почтения к человеческой жизни, начинают применять полученные на войне навыки уже на родине – становясь в ряды всяческих военизированных организаций разнообразного толка. Растет популярность ФКП и других левых сил, включая такую экзотику как анархисты (в свое время составлявшие, кстати, весьма заметную силу во Франции) и троцкисты.

Наряду с левыми партиями росло влияние и правых радикалов с их антипарламентскими, антилиберальными идеями и маниакальной ненавистью к левым вообще, и к «инородцам», весьма напоминающими лозунги НСДАП начала 30х, и даже откровенно фашистские течения, весьма напоминавшие те, что возглавляли в свое время Гитлер и Муссолини. (92,330)

Обстановка во Франции осложняется с каждым годом, если не с каждым месяцем. Перманентный экономический кризис уже отходит на второй план по сравнению с политическими конфликтами.

Общество раскалывается на антагонистические группировки, но и внутри них разногласия между фракциями зачастую разрешаются в рукопашных стычках. Под влиянием сопротивления правительства, и репрессий против активистов оппозиции, требования и настроения масс радикализуются. Пресловутые центристские силы размываются, и симпатии масс все более стягиваются к полюсам политического спектра. Не редкость политические убийства, и схватки между толпами демонстрантов.

Происходят настоящие побоища с человеческими жертвами и применением оружия. На репрессии полиции и жандармерии, ответом служат убийства офицеров и чиновников, ответственных за эти репрессии, террористические акты и тому подобное.

И все чаще, в ответ на стрельбу по демонстрантам слышится ответная. Города буквально парализованы массовыми беспорядками.

Создавшееся положение способствует все большему подрыву социальной стабильности. Это, в свою очередь, влечет за собой дальнейшее углубление политического кризиса и развал экономики. Нарастают бегство капитала из страны, падение инвестиционной активности, банкротства десятков тысяч предпринимателей. (2,212)

Разоряется французский средний класс и мелкая буржуазия – оплот социальной стабильности и традиционный, как теперь принято говорить, электорат правых и центристов.

Положение неуклонно и неумолимо ухудшается, и неуклюжие и бездарные попытки властей изменить положение только усугубляет ситуацию.

И настает момент, когда все разнонаправленные векторы кризиса сходятся в одной точке, порождая взрыв.

И точка эта – события 1968 года.

Если шестьдесят восьмой год даже в условиях относительно стабильной голлистской Франции едва не опрокинул существовавший социальный строй, (де Голль даже рассматривал вероятность послать на охваченный беспорядками Париж стоявший в Баден-Бадене французский корпус), то можно себе представить, какие потрясения были бы суждены Франции в отсутствии генерала.

Быть может, дело бы закончилось самой настоящей социалистической революцией, и изумленная Европа увидела бы красные флаги над Лувром и Эйфелевой башней. Но при этом, у насаждения социализма во Франции нашлись бы и не менее (или немного менее) многочисленные противники, и чем все кончилось – даже отдаленно предположить просто невозможно.

Во всяком случае, европейская стабильность и «Атлантическая солидарность», на выстраивание которых США потратили столько сил и средств, были бы взорваны происходящим во Франции.

Теперь об очень плохом варианте.

В мае 1958 году, как и в нашей реальности, в Алжире вспыхивает мятеж местного белого населения, поддержанный армией.

В поддержку Комитета общественного спасения выступают многочисленные правые и ультраправые организации в метрополии, что сковывает и без того робкие попытки правительства прекратить мятеж.

Власти не решаются задействовать вооруженную силу на первом этапе, когда это было еще возможно – из опасения, что армия откажется выполнять приказ стрелять в своих товарищей, исходящий от ненавистных «парижских политиканов».

Тем временем, мятежники без боя берут под контроль Корсику и высаживаются в метрополии. Лозунгами военного переворота становится ликвидация осточертевшего всем «партийного режима», установление сильной власти, а так же – война за «Французский Алжир» до победного конца.

«Малой кровью» теперь уже обойтись невозможно, и единственный выход – призвать народ на защиту конституционного строя. Но Париж так и не решается на это.

Прежде всего, как об этом уже говорилось, из страха того, что в результате вспыхнет полномасштабная гражданская война, и в не меньшей степени – из боязни победы левых сил.

В определенном смысле повторяется ситуация лета 1917 года в России, когда вспыхнул корниловский мятеж. Только и Пфлимлен не Керенский, да и Морис Торез – не Ленин, так что исход событий совсем другой. Тем более, что парижских деятелей не подгоняет мысль (как подгоняла Керенского и «февралистов»), что в случае победы крайне правых, их просто перевешают как изменников.

Пользуясь бездействием властей, мятежные войска высаживаются на южном побережье Франции, занимают Марсель, Тулон и не встречая сопротивления, продвигаются к северу.

Левые силы, прежде всего ФКП, проводят массовые демонстрации в защиту республики, но результативных действий против мятежников организовать не удается.

В этих условиях правительство слагает с себя полномочия, перед политической смертью приняв декрет (возможно – уже под прицелом автоматов парашютистов) о безоговорочной передаче власти военной хунте.

Во главе ее, впрочем, мог бы оказаться и гражданский человек – тот же Жак Сустель, хотя скорее всего, то был бы генерал Салан – семидесятилетний крепкий старец (почти ровесник де Голля), участник всех войн, какие вела Франция с 1914 года, и по сути – человек прошлого века. Вместе с ним там же оказываются и генералы из алжирского клана – Массю, Жуо, Шалль, адмирал Орбине. (2,188)

Итак, правительство, состоящее из генералов и алжирских французов водворяется на Елисейских полях, под овации заметной части сограждан, уставших от бесконечной чехарды во власти, и удивленно-испуганные комментарии зарубежной прессы и телевидения (своим уже заткнули рот).

Эта, кажущаяся в современной Франции немыслимой альтернатива «гнилой демократии», на тот момент была более чем реальной.

За время существования Четвертой республики было раскрыто по меньшей мере два заговора, направленных на захват власти военными.

Первый – в 1947 – носивший кодовое название «Голубой план», в котором было замешано высшее руководство жандармерии и армии. Заговорщики намеревались установить военную диктатуру франкистского образца. Как ни странно, никаких суровых мер в отношении заговорщиков не последовало.