22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Наступающей ночью будет решение, это решение – война» - Михаил Алексеевич Алексеев

в России идет уже шесть недель, но пока в Россию не отправлены никакие нужные ей товары. Он попросил Уэйна Коя из Управления по чрезвычайным ситуациям просмотреть утвержденные списки материалов, предназначенных для России. “Действуйте как колючка, которая заставляет двигаться”», — сказал он»614.

31 июля 1941 г. в Москве состоялась вторая встреча Гопкинса с И.В. Сталиным и продолжалась три часа. Записи этой беседы в Архивах Президента РФ и МИД РФ не обнаружено. Гопкинс с американской стороны на беседе с И.В.Сталиным был один. Беседу переводил М.М.Литвинов. Свой отчет об этой беседе Гопкинс разделил на три части. Копии первых двух частей Гопкинс направил президенту, государственному секретарю, военному и морскому министрам. Третья часть отчета была сделана Гопкинсом только в одном экземпляре с надписью: «Только для президента». Все три части записи беседы Сталина с Гопкинсом опубликованы Государственным департаментом США. Последняя была переведена и издана в Москве в 1958 г. Робертом Шервудом в книге «Рузвельт и Гопкинс глазами очевидца». В книге говорится, что «причиной такой секретности (третьей части. — Ред.) было то, что Сталин откровенно говорил о желательности вступления США в войну против Германии»615.

Голиков в своих воспоминаниях высказал сомнение по поводу целесообразности имевшей место передачи И.В. Сталиным в беседе с Гопкинсом сведений «о количестве советских дивизий на фронте и в резерве, о потенциальных возможностях увеличения числа этих дивизий», «сведений о количестве имеющихся в Советском Союзе танков и самолетов, их тактико-технических данных», а также выраженной готовности «передать США и Англии чертежи советских самолетов, танков и орудий», а также «ценных данных по гитлеровской армии»: «… по мнению Гопкинса, советские представители, с которыми ему довелось встречаться, не располагают необходимой информацией и достаточными полномочиями, чтобы вести деловые разговоры с представителями иностранных государств. Поэтому, утверждал он, такие встречи не давали практических результатов. Все решалось только на самом высоком уровне. В качестве примера он сослался на одного из специалистов в области артиллерии (это был генерал Н.Д. Яковлев, впоследствии маршал артиллерии). Гопкинс особо подчеркивал ценность тех сведений о положении дел и наших ресурсах, которые он получил лично от И.В. Сталина. Действительно, если верить официальному отчету Гопкинса о поездке в Москву (по свидетельству Р. Шервуда), Сталин дал ему довольно обширную информацию о Красной армии и ее вооружении. Он, в частности, сообщил Гопкинсу о количестве советских дивизий на фронте и в резерве, о потенциальных возможностях увеличения числа этих дивизий. Председатель Совета народных комиссаров СССР, Верховный главнокомандующий И.В. Сталин дал Гопкинсу сведения о количестве имеющихся в Советском Союзе танков и самолетов, их тактико-технических данных, состоянии авиационной и танкостроительной промышленности в СССР, а также изъявил готовность передать США и Англии чертежи советских самолетов, танков и орудий. Гопкинсу были сообщены также ценные данные по гитлеровской армии. Я не уверен, была ли у И.В. Сталина тогда необходимость давать все эти сведения представителю другого, хотя и дружественного нам государства. Пожалуй, если верить Гопкинсу, было сказано кое-что лишнее. Данное обстоятельство дало Гопкинсу возможность повсюду подчеркивать свою осведомленность в этой области и в свою очередь напирать на кажущуюся неосведомленность и некомпетентность советских представителей в вопросах, относящихся к общим стратегическим задачам и планам снабжения. Гопкинс сказал, что Сталин изложил ему потребность Советского Союза в танках, зенитных орудиях, алюминии, пулеметах, винтовках и другом вооружении, и перешел к вопросам, представлявшим для нас наибольший интерес — поставкам в Советский Союз военных материалов»616.

В том, что касается «ценных данных по гитлеровской армии», то они были, как всегда, чрезвычайно завышены и далеки от действительности: «Он [Сталин] заявил, что, по его мнению, германская армия имела в начале войны 175 дивизий на русском фронте и что с начала войны их число увеличилось до 232», «немцы имеют сейчас на его [Сталина] фронте около 70 танковых и моторизованных дивизий», Сталин полагает, что Германия к началу войны с Россией имела 30 тыс. танков, «Он [Сталин] сказал, что русская армия встречала мало 70-тонных немецких танков, но что это, вероятно, результат того, что русские мосты не выдерживают этих танков». Критика Ф.И. Голикова в адрес И.В. Сталина свидетельствует о том, что сам начальник Разведупра не владел реальной информацией, поэтому все, о чем И.В. Сталин сообщил Гопкинсу, а тот, в свою очередь, доложил руководству страны ему представлялось ценной информацией. Насколько сам Сталин доверял сообщенной им Гопкинсу информации сказать трудно.

Информацией о реальном положении на фронтах Голиков не имел, хотя изредка связывался с Панфиловым. Поэтому ориентировался на сообщение Совинформбюро. Для него незыблемым представляется сообщение от 22 августа 1941 года, которое он приводит в своей «Записной книжке» о пребывании советской военной миссии в Англии и США: «Потери сторон за два месяца

(По вечернему сообщению Совинформбюро)

Немцы Мы

8 т[ыс]. Танков 5500 танков

10 т[ыс]. орудий 7500 орудий

7200 самолетов 4500 самолетов

2 млн чел. 700 т[ыс]. чел. (150 тыс. убитыми)»617.

1 августа состоялась беседа с министром финансов Г. Моргентау. «Чрезвычайно интересная и содержательная встреча. — Отметит в записной книжке Ф.И. Голиков. — О роли и позиции военной разведки. Ежедневное втравливание президента. Немецкий военный атташе как первоисточник. Необходимость контратаки в этом деле как важнейшая задача военной миссии. Теперь еще понятнее стала карта обстановки в кабинете Стимсона. …

Сообщение, как вчера (31.07) Рузвельт сказал ему: «Вести с русского фронта чертовски плохи» (по немецким источникам). Были 30 мин. Обещал постоянное содействие»618.

«Моргентау сказал, что ведется “психическая атака” на президента, ему изо дня в день докладывают необъективные, искаженные сводки о положении на советско-германском фронте, основанные на гитлеровских источниках. В них умаляется героическая борьба Красной армии и на первый план выдвигаются сведения о потерях и неудачах русских, т. е. подбирается материал пораженческого характера. В то время подобные настроения были широко распространены среди руководящих деятелей США. Один из них (позже нам стало известно, что это был морской министр Нокс) даже заключил пари, что гитлеровцы будут в Ленинграде, Москве, Киеве и Одессе до 1 октября 1941 года (говоря о пари, Голиков также приводит еще одну дату оккупации вышеперечисленных городов — к 1 сентября. — М.А.). Односторонняя, тенденциозная и враждебная информация, разумеется, сказывалась и на настроении Ф. Рузвельта»619.

Чтобы судить о реальной обстановке на фронтах, сведений Совинформбюро было явно недостаточно.

Новые и новые контакты с различными должностными лицами убеждали Голикова, что американцы не склонны проявлять активность при выполнении советских заявок. Отчаянное положение на советско-германском фронте при этом совершенно не учитывалось. Руководитель советской военной миссии связывал это с тем, что в управленческих структурах засели люди, которыми «руководило