Зеркальный вор - Мартин Сэй

Стэнли сдвигается в сторону, чтобы лучше видеть Чарли, при этом оставляя свое лицо в тени. Судя по положению солнца, уже перевалило за три часа пополудни.

— И что такого здесь происходит? — спрашивает он.

— Расставания и схождения. Самодовольная нищета. Последний бастион на пути мирового Молоха. Максимум вонючей дури, минимум шампуня. Абсолютно новый стиль жизни. Ответы могут быть самые разные, смотря кого спрашивать. И сейчас Ларри хочет спросить тебя.

— Почему меня?

Чарли отпивает из своей бутылки с хитроватой всезнающей улыбочкой.

— Бвану Лоуренса заинтересовала уникальность твоего порыва, — говорит он. — Id est[29]: с какого это перепугу столь хитрожопый представитель «проблемной молодежи» вдруг ломанулся через всю страну ради встречи с никому не известным поэтом? Id est разнесся слух о твоем визите к доброму доктору Как-Его-Там. Думаю, Ларри просто ревнует, говоря между нами.

— Надо же, — говорит Стэнли. — Ну а мне-то какой резон к нему переться?

— Весь твой резон — это хороший закусон, — походя рифмует Чарли. — Пришел, с три короба наврал, потом культурненько пожрал — в кои-то веки не украл… Добрая половина тех, кто приходит на интервью к Ларри, делает это ради угощения. А потом они брызжут слюной у него за спиной. Если честно, меня воротит от таких вещей. Я все время им говорю: засуньте куда поглубже свой романтический бред, потому что нормальный автор не должен его выпячивать. Ларри хотя бы публиковал романы. Он писал сценарии для кино и телевидения. Не могу сказать, что его вещи так уж интересны или глубоки. Однако он мог бы остаться в системе, но предпочел быть здесь. Он сам сделал выбор, а не был вынесен на берег приливом, как большинство из нас. Он верит в реальность Молоха и прибыл сюда, чтобы с ним бороться.

Со стороны променада доносится тонкий пронзительный звук — детский плач, — и небольшая овальная тень скользит по песку. Стэнли успевает поднять глаза, чтобы заметить белый воздушный шарик, улетающий вдаль; еще через пару секунд он теряет его из виду, ослепленный солнцем. Женщина у павильона, оставив коляску, склонилась над вторым своим чадом и пытается его успокоить. Стэнли не может расслышать ее слов. Ребенок орет все громче.

— Понятно, — говорит Стэнли. — Спасибо, что передал. Я с ним свяжусь.

Между тем с Чарли происходят изменения: челюсти его быстро двигаются, как у жующего кролика, а сквозь загар проступает мертвенная белизна.

— Ларри понимает Молоха, — говорит он. — Понимает, как он действует и к чему он стремится. Ларри считает, что можно заимствовать язык Молоха для борьбы с ним самим. Лично я в этом не уверен. Боюсь, это лишь все испортит и погубит. Потому что я видел Молоха, можешь мне поверить? Я видел его истинный облик. Это не так уж трудно, если правильно смотреть. Впервые я увидел его еще ребенком, в бостонской библиотеке. Рогатый, кулачищи как раскаленные гири. Он явился мне в виде золотой мозаики на стене. Позднее я видел его в Европе. Я сидел за пулеметом в бомбардировщике, и вдруг передо мной возник он. Пылая адским огнем. Принимая наши жертвы. Я думаю, он хочет изничтожить всех лишних детей этого мира, а это значит, что скоро он будет повсюду. Плевать я хотел на социологов с их теориями — речь о реальном демоне. О демоне, который питается нашей беспечностью и нашим страхом.

Ребенок на променаде топает ногами и вопит как недорезанный; его визг подхватывает младенец в коляске. Стэнли переминается с ноги на ногу, чувствуя себя неловко и стремясь поскорее от всего этого отделаться.

— Что там у тебя, Чарли? — спрашивает он, указывая на свиток в его руке.

Чарли на мгновение теряется. Потом, радостно воспрянув, передает свою бутылку Стэнли и начинает разворачивать свиток.

— Мой прощальный подарок Алексу, — говорит он. — Хочешь взглянуть?

Это рекламная афиша фильма под названием «Ковбой», с участием Гленна Форда и Джека Леммона. На желтом фоне изображены двое мужчин в ковбойской экипировке, один — большим портретом анфас, другой — тщедушной фигуркой на заднем плане; Стэнли плохо знает актеров в лицо и не помнит, кто из них кто. Ему вообще трудно представить себе, что кто-то может снять фильм с таким банальным и скучным названием. Слоган под картинкой гласит: «Фильм столь же великий, сколь Запад был дикий!»

— Очень мило, — говорит Стэнли. — А что, Алекс любит ковбойские оперы?

Чарли сворачивает постер, забирает у Стэнли бутылку и ухмыляется.

— Конечно нет, — говорит он. — Ему эта фигня по барабану.

Он опять прикладывается к горлышку. Женщина отвешивает оплеуху вопящему ребенку, и тот умолкает. Стэнли слышит шум волн за своей спиной, похожий на трескотню далекого фейерверка.

— Ну ладно, — говорит он, — мне пора идти. До свидания, Чарли.

— Не забудь наведаться к Ларри Липтону! — кричит Чарли ему вслед. — Грех упускать халявную жрачку!

Стэнли не оборачивается. Он идет в сторону набережной, смещаясь ближе к павильону, где играл в пинбол позапрошлой ночью, перед началом нереста грунионов. Он вспоминает о Клаудио — вернулся ли тот в логово? как он вчера повеселился? гадает ли он, где сейчас Стэнли? — но быстро выбрасывает из головы эти мысли. Как обычно по уик-эндам, в это время променад уже заполнен людьми: здесь и пляжные бичи с металлоискателями, и респектабельные поклонники Лоуренса Велка, и младшие офицеры с девушками под руку. Еще через несколько часов, когда зайдет солнце и появится луна, эта публика исчезнет, а ей на смену придут ночные оборотни.

Павильон не пустует, но и не забит до отказа. Стэнли надеется встретить кого-нибудь из «псов» — надо решать вопрос с товаром для Алекса, — но повсюду ему на глаза попадаются только стрижки под ежик; не видать ни «утиных хвостов», ни набриолиненных зачесов. «Странное дело, — думает Стэнли. — Может, они подтянутся попозже».

Он проходит по залу, оглядывая автоматы — «Домино», «Скачки», «Фрикаделька», «Грезы», — ни один из которых его не привлекает. Наконец, в самом дальнем углу, он натыкается на несколько допотопных пятицентовых мутоскопов с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ», криво нанесенной по трафарету на кирпичную стену над ними. Стэнли никогда особо не интересовался этими «гляделками», но он не любит, когда ему что-то запрещают. И он лениво бросает пятачок в щель монетоприемника.

Качество картинки вполне сносное — может, чуть погрязнее обычного. Сюжет называется: «В МАСТЕРСКОЙ ХУДОЖНИКА». Стэнли приближает лицо к окуляру — для чего ему приходится встать на цыпочки — и начинает крутить ручку. Она вращается с пощелкиванием в районе шести часов при каждом обороте, и картинки, мелькая, сливаются в фильм о богемном бородатом художнике, который с палитрой и кистью в руках работает над картиной, и о его натурщице, почти голой, если не считать пары белых тряпиц в самых стратегических местах. Щелк-щелк-щелк — пока все идет тем же манером. Натурщица румяная, кудрявая, лет двадцати. Интересно, сколько лет ей сейчас? Должной быть, не меньше пятидесяти. Она стоит в заданной позе, лишь моргая и плотнее прижимая к груди тонкую ткань. Внезапно художник, отбросив кисть и палитру, бросается к ней с раскрытыми объятиями. Тотчас за его спиной распахивается дверь, и в мастерскую врывается жених позирующей девицы. В последний момент ткань падает, полностью обнажая ее грудь. Ролик заканчивается глухим стуком внутри аппарата. Все это действо длилось около минуты.