Море изобилия. Тетралогия - Юкио Мисима

больше, чем виски. Принц и лейтенант еще обсуждали различные политические проблемы, но слова не достигали ушей Исао, растворившегося в чувстве стыда. Принц, казалось, в пылу спора не обращал никакого внимания на Исао, но вдруг, повернувшись к нему, громко сказал голосом, в котором слегка чувствовалось опьянение:

— Ну, в чем дело? Встряхнись! Ты ведь заядлый спорщик!

И Исао был вынужден присоединиться к разговору. Ему казалось, что он понял, почему, по рассказам лейтенанта, принц пользовался у солдат такой популярностью.

Было уже достаточно поздно, лейтенант, спохватившись, объявил, что они уходят. Принц подарил лейтенанту дорогое европейское вино и сигареты со своим гербом, а Исао — печенье с императорским гербом. На обратном пути лейтенант сказал Исао:

— Ты очень понравился принцу. Когда-нибудь он наберет силу, но не следует обращаться к нему с просьбами. И все-таки тебе повезло. А то, что оплошал, не страшно. — Расставшись с лейтенантом, Исао не пошел прямо домой, а заглянул к Идзуцу, вытащил того из постели и вручил коробку с печеньем.

— На, спрячь. Ни в коем случае своим не показывай.

— Хорошо.

У Идзуцу, высунувшего голову в прихожую, от напряжения онемел затылок, он принял маленький пакет и подивился его легкости. Идзуцу решил, что во врученном ему поздней ночью свертке должна быть взрывчатка.

18

Тем летом число единомышленников Исао достигло двадцати человек. Идзуцу и Сагара искали кандидатов, затем с ними встречался Исао и проводил окончательный отбор: участвовать в их союзе разрешалось только преданным, воздержанным на язык студентам. Для отбора единомышленников они использовали прежде всего книгу «История „Союза возмездия“». Ее давали прочесть и просили написать свои впечатления, на основе написанного и происходило начальное отсеивание. Среди кандидатов были такие, кто хорошо излагал свои мысли на бумаге и хорошо понимал текст, но как человек был слаб, и это разочаровывало.

Исао стал терять интерес к занятиям кэндо. Когда он заявил, что не поедет в летний лагерь, старшие товарищи по команде, которые связывали с ним надежды на внушительную победу в турнире между школами, едва не устроили над ним самосуд.

Один из них назойливо допытывался о причинах происшедших с Исао изменений:

— Ты чем-нибудь увлекся? Более привлекательным, чем кэндо. Говорят, ты советуешь студентам прочитать какую-то брошюру, может, создаешь идейное движение?

Исао, предупреждая дальнейшие расспросы, ответил:

— Так это, наверное, «История „Союза возмездия“». Я как раз собирался посоветоваться по поводу создания научного общества, занимающегося историей Мэйдзи.

В сущности, в деле поиска единомышленников заслуги Исао в области кэндо сыграли немаловажную роль. Уважение к имени переходило в восхищение взвешенной речью Исао и его пронизывающим взглядом.

Исао хотел на этом этапе найти случай, чтобы собрать всех своих единомышленников и испытать их стремления и пыл, поэтому за две недели до начала занятий он послал тем, кто уехал на каникулы в родные места, телеграммы и приказал им вернуться в Токио. Учебное заведение в дни каникул — самое надежное место для соблюдения тайны. Собраться было решено в шесть часов вечера перед храмом на территории университета.

В университете Кокугакуин вполне обычным было то, что студенты собирались перед небольшой молельней, где поклонялись целому сонму богов и которую все называли храмом. Студенты факультета богословия, которые в будущем должны были, унаследовав семейное занятие, стать священниками, обычно практиковались здесь в чтении молитвословий, команды со спортивного факультета молились о победе в соревнованиях, каялись, когда проигрывали.

За час до намеченного времени Исао должен был встретиться с Идзуцу и Сагарой в рощице позади храма. Он был одет в легкое летнее кимоно и штаны хакама, на голове была фуражка с белой полосой. Исао сидел на траве, солнце, клонившееся к вершине холма Сакурагаока в Сибуе, откуда просматривалась территория храма Хикава, освещало обтянутую тонкой белой тканью грудь и черные стволы вечнозеленых деревьев. Исао и не подумал искать тени: он ниже опустил козырек фуражки и устроился против заходящего солнца. Его обволакивал жар повлажневшей от пота кожи, вместе с испарениями травы жар поднимался ко лбу. По всей роще разносился громкий стрекот цикад.

Велосипед, кативший внизу по дороге, сверкал под солнцем. Лучи ложились между рядами низких домишек, а под одной из крыш что-то блестело, словно куски стекла. Напрягши зрение, можно было различить машину, стоящую у лавки торговца льдом. Оно ощущалось — это жаркое солнце, которое падало на лед, и тот таял под безжалостными лучами, казалось, даже сюда долетает его резкий стон.

Далеко вытянувшиеся за спиной тени деревьев будто воплощали решимость Исао, которую он проявил сейчас на заходе лета. Ощущаемый всем телом конец лета… Разлука с солнцем… Исао охватил страх, вдруг это круглое, красное светило со сменой времени года поблекнет, потускнеет. И в этом году он упустил шанс умереть под лучами восходящего летнего солнца.

Исао снова поднял глаза вверх и увидел в небе, постепенно окрашивающемся в багряный цвет, огромную стаю стрекоз, казалось, обрели крылья и пустились в полет все кусочки неба, видного в просветах ветвей и листьев. Еще одна примета осени. Признаки, предвещающие холодную струю разума в сильной страсти, кому-то, быть может, доставили бы радость, а Исао опечалили.

— Ты ждал на такой жаре? — с удивлением заметил подошедший Идзуцу. Он и Сагара были в белых рубашках и форменных фуражках.

— Смотрите! Прямо в центре солнца виден лик императора! — сидящий на траве Исао выпрямился. В его словах была какая-то дьявольская сила, обычно она пугала и пробирала до глубин души.

— У его величества на лице страдание, — продолжал Исао.

Ито и Сагара, опустившись рядом с ним, рассеянно дергали травинки, когда они находились рядом с Исао, у них постоянно было ощущение близости обнаженного меча. Порой Исао просто внушал ужас.

— Наверное, все уже собрались, — поправив очки, нарушил молчание Сагара, пытаясь перевести беспричинную тревогу в тревогу, имеющую хоть какое-то основание.

— Собрались. Должны были собраться, — как ни в чем не бывало отозвался Исао.

— Ты все-таки отказался участвовать в сборах команды кэндо. Вот это смело, — немного стесняясь, выразил свое уважение Идзуцу. Исао оставил попытки объяснить причину своего отказа. Дело было не во времени — не настолько уж он был занят нынешней деятельностью. Он не стал участвовать в сборах, потому что ему надоело фехтовать бамбуковым мечом. Надоело, что эти победы даются слишком легко, что он владеет лишь символом настоящего оружия, не связанного с «настоящей опасностью».

Трое друзей горячо обсуждали между собой, как трудно было собрать целых двадцать единомышленников. На недавних Олимпийских играх в Лос-Анджелесе в соревнованиях по плаванию часто упоминали имена