Экспансия-3. Аргентинское танго - Юлиан Семенов

— Я сделал все, что мог, Штирлиц, — Мюллер положил себе ветчину и начал тщательно жевать, скрывая полнейшее отсутствие аппетита.

Штирлиц покачал головой, сострадающе вздохнул:

— Нет, группенфюрер. Все не так. У меня есть документы, которые говорят об обратном…

— Очень любопытно услышать систему доказательств от противного…

— А кофе дадут?

Мюллер нажал на кнопку под столом; индейцы принесли кофейник, аромат был горьким, чуть пьянящим.

— Сливки нужны? — поинтересовался Мюллер.

— Ни за что, — ответил Штирлиц. — Водкой не угощаете, напьюсь крепким кофе.

— Могу угостить и водкой.

— Спасибо. Чуть позже.

— Я весь внимание, Штирлиц…

— Сейчас, только доем фаршированную колбасу… Вкусна, сил нет оторваться…

Он деловито, с видимым, а не наигранным наслаждением доел колбасу, налил себе кофе и неторопливо заговорил:

— Как мне кажется, Гитлера на самом деле не очень-то тревожила жизнь Муссолини… Его более всего волновала судьба диктатора: если бы с дуче не произошло то, что ныне известно всем, — а случилось это двадцать восьмого апреля, и Гитлер читал радиосообщение о трагедии, — я не знаю, как бы себя повел великий фюрер германской нации… Я расскажу вам, отчего оставшиеся в живых лидеры национал-социализма не простят вам гибели Муссолини… Помните, еще в феврале сорок пятого, когда генерал Вольф впервые прибыл в Швейцарию к Даллесу, вам поступили сведения о контактах Муссолини с миланским кардиналом Шустером?

— Я не помню этого, Штирлиц, — ответил Мюллер скрипучим голосом, что свидетельствовало о высшей степени раздражения. — Я руководил слишком большим подразделением, чтобы помнить все…

— Сохранилась ваша переписка с представительством гестапо при штабе дуче. Я оперирую фактами. Иначе я рискую провалить ту миссию, которая возложена на меня американскими друзьями… Так вот, уже в конце февраля вы знали, что кардинал Шустер передал англо-американскому командованию письмо Муссолини… Текст помните?

— Нет.

— Я помню. «Силы социальной республики, — писал дуче, — должны воспрепятствовать тому, чтобы жизнь нации потонула в хаосе, анархии и гражданской войне. Всякое неконтролируемое экстремистское движение (коммунистические партизанские отряды, митинги, забастовки) должно быть подавлено совместными силами моей социальной республики и союзников с помощью священников, которые приложат все усилия для пропаганды идей всеобщего умиротворения. При этом я, как дуче республики, должен знать, какова будет судьба членов правительства и руководящих деятелей моего движения». Вспомнили?

— Да вы продолжайте, Штирлиц, продолжайте, — сказал Мюллер. — Смеется тот, кто смеется последним.

— Ладно, не буду смеяться, — согласился Штирлиц. — Да и до смеха ли мне, группенфюрер? Вскоре после этого начальником «корпуса добровольцев свободы» стал генерал Кадорна, помните? Интересная личность: противник фашизма, но при этом практик антикоммунистической борьбы. И отправился генерал Кадорна не куда-нибудь, а в Швейцарию, и не к кому-либо, а к Аллену Даллесу. И там-то мистер Даллес поставил вопрос в лоб: «Сможет движение дуче удержать север Италии от коммунистического восстания? Хватит ли у Муссолини сил и авторитета спасти страну для демократии?» И Кадорна, который был реалистом, ответил, что дуче не сможет спасти север Италии от коммунистического восстания. Он имел постоянный контакт с доктором Захарисом, отправленным Гитлером к дуче в его «столицу» Гарньяно; тот, поняв, что дело проиграно, снабжал генерала Кадорну интимной информацией о Муссолини: «Он в состоянии депрессии, плохо понимает происходящее, убежден в том, что нация стоит за его спиной, готова дать смертельный бой союзникам; порою, однако, обсуждает с главой секретной полиции Тамбурини подробности предстоящего побега на подводной лодке в Японию. Генерал Вольф, возглавивший немецкие войска на севере Италии, перестал общаться с Муссолини; впрочем, его заместитель успокоил дуче, сказав, что на днях будет пущено в ход секретное оружие фюрера, которое сметет русских, англичан и американцев; оснований для беспокойства нет; все идет, как запланировано…» И было это двадцатого апреля сорок пятого, группенфюрер, когда Гитлер возложил на вас ответственность за спасение дуче. А сделал он это не зря, ибо Шелленберг — торгуя всеми, кроме себя, — отдал в бункер информацию, что Муссолини отправился на встречу с врагами: двадцать пятого апреля в Милане дуче Италии сел за стол переговоров; напротив него расположились генерал Кадорна, христианский демократ Мараца и член ЦК партии действия Рикардо Ломбарди. Эта делегация Комитета национального освобождения имела указание: переговоры продолжаются ровно час; условие только одно — безоговорочная капитуляция. Вел встречу кардинал Шустер. Выслушав слова о «капитуляции», дуче недоуменно заметил, что ожидал совершенно иного; поинтересовался, какая судьба ждет лидеров фашизма. Ему ответили, что их судьба будет решаться по закону. «По закону военного времени? — сразу же спросил Муссолини. — Или мирного?» — «По действующим законам», — ответили ему. «Я должен посоветоваться с немцами, которые ведут бои, — сказал дуче, — только я могу понудить их сдаться, если вы гарантируете жизнь». Он прервал заседание, отправился в свой штаб, а там ему сказали, что Вольф уже сидит за столом переговоров с американцами. «Они предали меня», — сказал Муссолини и сел в машину; а ведь его сопровождали ваши люди, группенфюрер… Они должны были вывезти его в Тироль… А они его бросили, как только дуче переоделся в немецкую форму и натянул на голову каску… Один из этих ваших людей жив… Он дал показание, что вы отправили приказ: «Пусть с дуче разбираются сами итальянцы, охрану снять». Зачем вы отдали такой приказ? Чтобы поскорее уничтожили свидетеля, который лучше всех других знал, что творило гестапо в Италии? Или же — я вправе трактовать этот приказ и так — хотели помочь американцам схватить Муссолини, в случае чего зачтется?

— Текст моего приказа у вас есть?

— Есть показания.

— Одного человека?

— Трех. Дуче ведь пытался пробраться в Альпийский редут с немецкой зенитной батареей… Все солдаты, присутствовавшие при его аресте, опрошены и в один голос показали, что люди гестапо бросили Муссолини, когда он решил ехать на озеро Комо…

— Еще кофе? — спросил Мюллер.

— С удовольствием.

— За сердце не боитесь?

— Боюсь. А что делать? Разве можно лишать себя удовольствия, постоянно высчитывая, что может из-за этого произойти в ближайшем будущем?

— Тоже верно, — согласился Мюллер задумчиво. — Ну, это, я надеюсь, все?

— Только начало, группенфюрер, — Штирлиц рассмеялся. — Я хочу напомнить вам дело Кисселя… По-моему, именно вы вели с ним переговоры в тридцать втором, а?

Мюллер резко встал из-за стола, отошел к окну, забросил руки за спину:

— У меня есть выход, Штирлиц, — сказал он тихо. — Я пристрелю вас и уйду из Виллы. Вы же понимаете, я не зря провел два года в этом регионе, мне есть где обосноваться на юге Америки.