Иллюстрированная история суеверий и волшебства - Альфред Леман

Учение Рейхенбаха о силе «Од» также основано на внушенных галлюцинациях в соединении с некоторыми другими психическими особенностями. Что свет «Од» есть явление чисто воображаемое, существующее только в сознании верующего, доказывается тем, что он не влияет на чувствительную фотографическую пластинку. Это знал и Рейхенбах, только он из этого факта вывел то заключение, что зрение людей, способных видеть свет «Од», чувствительнее, чем пластинка. 40 лет тому назад, когда были известны только влажные коллоидальные пластинки, такое заключение было, пожалуй, допустимо, теперь же — ни в каком случае. S. P. R. испытывало остроту зрения у субъектов, видевших свет «Од», и убедилось, что она нисколько не превосходит нормальную. С другой стороны, современные бромо-серебряно-желатиновые пластинки настолько чувствительны, что сохраняют отпечатки световых лучей, решительно недоступных человеческому глазу. Известный английский астроном Гёггинс, основательно изучивший также фотографическое искусство, делал опыт фотографирования гигантских электромагнитов и получил вполне отрицательные результаты. Таким образом на магнитных полюсах не существует никаких световых явлений, и все наблюдаемые феномены имеют чисто субъективный характер.

Не трудно понять происхождение света «Од». И в этом случае главную роль играет внушение, так как усиленное, напряженное внимание в ожидании что-либо увидеть создает самые удобные условия для галлюцинаций. Явление это происходит тем легче, что опыты производятся в абсолютно темной комнате, куда не проникает ни один луч света. При таких условиях у людей, склонных вообще к отчетливому воспроизведению зрительных образов памяти, очень легко появляются светящиеся очерки предметов, на которые было направлено их внимание. Таким образом, «чувствительный субъект» есть просто человек, способный поддаваться внушению и воспроизводству в памяти зрительных образов. Этим путем легко объясняются наиболее обыкновенные феномены «темной комнаты» Рейхенбаха. Если «чувствительный» субъект уверен, что в известном месте есть какой-либо предмет, то немедленно соответствующее зрительное впечатление появляется для него на том месте, т. е. ему кажется, что он его видит. Иногда действительно кажется, что такие субъекты видят и могут найти вещи на неизвестных им местах в темной комнате, но это явление на самом деле основано на совершенно других обстоятельствах, а именно на свойствах темноты вызывать гиперестезию или обострение внешних чувств. Известно, что слух и осязание очень усилены у слепых. По-видимому, то же явление наблюдается, только в более слабой степени, и у нормальных людей, пробывших целый час в абсолютно темной комнате. Слух и чувство температуры становится на место зрения и делаются так чутки, что до сознания доходят раздражения даже очень малой силы. Почти невозможно пошевелиться незаметно для такого «чувствительного» лица, и способность находить предметы зависит у них главным образом от того, что они слышат малейший шорох при перемещении предметов. Чувство температуры играет здесь также значительную роль. Так как «чувствительный субъект» вообще не привык делать точных наблюдений, то он большей частью не может определить, каким именно путем он воспринимает слабые раздражения. Начало восприятий остается вне сознания, но они вызывают зрительный образ, относимый к известному месту в пространстве. «Чувствительный» думает, что он видит там предмет, тогда как он имеет только галлюцинацию зрения, вызванную внешними раздражениями.

Субъективный характер явления «Од», уже очень скоро после первых заявлений Рейхенбаха, был констатирован комиссией, составленной из врачей.

Я лично имел случай убедиться в правильности приведенных объяснений путем опытов, в которых я принимал участие несколько лет тому назад.

В числе многих участников были, кроме меня, еще три лица, способных видеть свет «Од». Мы все принадлежали к «зрительному типу», т. е. обладали способностью очень отчетливо воспроизводить картины памяти в форме зрительных образов. Пробыв некоторое время в совершенно темной комнате, я увидел, что магнит светится, когда я его двигаю, светились также и мои пальцы, когда я двигал ими, а один раз и все тело. Металлическая пластинка с многочисленными остриями испускала очень сильное сияние, когда я прикасался к ней пальцами; удар по гонгу вызвал в моих глазах блеск молнии. Все это доказывает, как внешние раздражения других чувств выражаются в зрительных образах, яркость которых пропорциональна силе раздражения. Когда по голосу, шуму шагов или иным звукам я мог определить положение других лиц в комнате, то у меня немедленно возникал их образ на предполагаемом месте, причем такие угадывания не всегда оказывались правильными. Температурные ощущения вызывали также зрительные образы. Когда один из присутствующих без моего ведома начал с некоторого расстояния направлять на меня «магические лучи», то я испытывал попеременно ощущения тепла и холода, и тотчас же переводил их в зрительные образы, причем мне казалось, что я вижу перед собой образ этого человека с протянутыми ко мне пальцами.

При моих опытах с другими «чувствительными» лицами сперва меня поражало, что они хватали магнит или мою руку именно там, откуда, по их мнению, исходит свет. Я думаю, однако, что у них происходило то же, что в предыдущем опыте и у меня, так как, с одной стороны, мне не удавалось производить мои манипуляции совершенно бесшумно, с другой стороны, я ясно заметил, что их движения были очень неопределенны и шатки, — они как бы ощупывали кругом и около, пока им не удавалось схватить предмет. Решительное доказательство субъективности видимых при этом образов состоит в том, что никто из нас не мог дать даже приблизительного описания контуров предметов, совершенно нам не известных, хотя бы они и находились прямо перед нашими глазами. Необходимо сначала иметь представление о предмете, после чего уже появляются его зрительные образы.

Нетрудно понять, как возникло Рейхенбахово учение об «Оде». Его идея слабого северного сияния у полюсов магнита была сама по себе недурна. Но так как сам он ничего не видал, то он привлек к опыту несколько восприимчивых женщин, которым очень легко было внушить галлюцинации. Когда это случилось, то он совершенно утратил власть над дальнейшим развитием дела. Так как внимание «чувствительных» субъектов прежде всего было обращено на зрительные впечатления, то все предметы и начали для них светиться в темноте; а так как многие опыты с разыскиванием предметов оказались удачными, то и сам Рейхенбах уверовал в существование света «Од». Не обладая нужными психологическими сведениями, чтобы объяснить поразившие его факты, он принужден был допустить существование некоторой особой силы «Од», проявляющейся, главным образом, в световых феноменах. Таким образом, этот интересный эпизод из истории оккультизма весь с начала до конца состоит из внушений и самовнушений.

Когда нам сообщают какие-нибудь сведения, то мы обыкновенно считаем их верными, если они не слишком неправдоподобны, или если мы не имеем особых оснований сомневаться в правдивости рассказчика. При этих условиях мы, по большей части, верим всякому сообщению без критики и без ближайшей проверки. Очевидно, верность такого сообщения ничем не гарантирована. Путем внушения оно передается в сознание потому, что ему удалось завладеть вниманием и что у получившего его не явилось никакого представления, возбуждающего его критическое отношение. Такие внушения можно наблюдать ежедневно и без них человеческое сожитие и сношения с окружающими стали бы невыносимы и невозможны. Даже большая часть нашего положительного знания состоит не из того, что мы действительно «знаем», а из того, что принято нами на веру; путем внушения все это проникло в наше сознание и оказывает направляющее действие на наши мысли и поступки. За исключением истин математических, верность которых выводится нами из ряда логических доказательств и небольшого числа фактов из области естественных наук, в достоверности которых мы на опыте убеждаемся, все остальное наше знание основано на внушенных представлениях. Как много, напр., есть на свете животных и растений, в существовании которых мы не сомневаемся, хотя и не знакомы с ними наглядно. Мы признаем их существование по доверию к людям, которые нам о них сообщают. Это значит, что слова этих людей невольно завладели нашим вниманием и проникли в наше сознание в силу восприимчивости к внушению, повышенной у нас вследствие доверия к сообщающим. Если такого доверия нет, то внимание остается свободным и мы ищем основания для того, чтобы признать или отвергнуть сообщения. Еще в большей мере это относится к сведениям географическим и историческим. Будучи детьми, мы всему верили, потому что это напечатано в книге и потому что так сказал учитель. Впоследствии, может быть, нам кое-что удалось проверить собственным опытом, а относительно всего остального — не возникло и сомнения.