Бессонная война - Сэм Альфсен

class="p1">Верно. Пытать его принялся не кто иной, как сама главная сурии Тирра.

– Выйти.

– Да, главная сурии!

Стража, раскланявшись, направилась к выходу. На секунду боль в спине стихла. Нуска тут же подпрыгнул на месте, желая крикнуть им вдогонку: «Я с вами! Не оставляйте меня с ней! Ну, пожалуйста!»

Но лекарь не успел. Почему-то он даже не догадывался, даже не размышлял о том, что Тирра тоже может являться сифой, способной использовать магию боли.

Как только дверь с наружной стороны захлопнулась, Нуску скрутило так, что он на несколько секунд потерял сознание. Ломало и ноги, и руки, даже голову. Ток сбегал вниз по позвонкам, колол нервные окончания, скручивал конечности, причиняя неописуемые муки. У Нуски не хватало сил даже на то, чтобы закричать, ему удавалось лишь выдёргивать себя из темноты и хватать ртом воздух.

Взглянуть на мучительницу лекарь тоже не мог. Поднять голову ему не позволили – видать, слишком много чести для такого безродного проходимца.

Боль стала совершенно невыносимой и приходила вспышками. Нуска то ощущал будоражащее облегчение, то растущее в теле напряжение, которое, прорвавшись, как гнойник, рекой игл растекалось от грудины к конечностям.

Так прошло полчаса, быть может, и больше. Нуска не понимал, зачем Тирра это делает, чего добивается. Поэтому, дождавшись момента, прохрипел:

– Вы… что вы хотите?

– Чтобы ты признался.

– В чём?..

– Почему во время празднества именно ты оказался под Матерью-яблоней, а не Тайя. Она была избрана в этом году, чтобы поведать сифам волю Инанны. Я хотела дать молодой сифе прочувствовать благодать Инанны, чтобы та направила её на верный путь. Теперь же мы не получили предсказание, а Тайя и вовсе пропала. Ты всё испортил, бесполезная куча грязи. И я считаю, что намеренно.

Нуска сглотнул подступившую тошноту, потому что именно в этот момент его настигла очередная волна боли. Говорить он больше не мог, а через несколько минут его замутило так, что, как ни старался, он не смог сдержать рвотного позыва. Нуску вывернуло прямо на ковёр, в который он тут же уткнулся. Но это было не самым страшным, потому что теперь лекарь боялся не выдержать и обмочиться прямо здесь, на глазах у главной сурии.

– Говори, кто приказал тебе это сделать. Тогда я отпущу тебя.

Но Нуска замотал головой. Эта история вышла действительно слишком глупой, его поступок – ребяческим, а творившееся с Тайей и Гирру – не поддающимся никакому логическому объяснению. Оно бы походило на рассказ ребёнка о том, что он поджёг сарай не намеренно, а чтобы посмотреть на красивый огонёк, разбегающийся по соломе под кремнием.

«Син уже уехал. А никому больше ты не нужен. Действительно, просто куча грязи», – пронеслось у Нуски в голове.

Неизвестно, сколько бы ещё продлилось его мучение, если бы кто-то не ворвался в покои главной сурии. Лекарь не мог различить даже дэ вошедших, не то что голоса. Ему понадобилось несколько часов, чтобы прийти в себя. И, когда это произошло, Нуска обнаружил себя на мягкой софе.

Сразу несколько пар глаз наблюдали за ним. Он сглотнул.

Тирра, Мара, Гирру и сама Тайя, виновница произошедшего.

Постепенно Нуска стал вникать в разговор:

– Благодать Инанны не могла снизойти до хаванца. Она – истинно сифский дух, – настаивала Тирра. – Син сразу же сорвался в Эрьяру. Сифа снова безоружна. Если кто-то захочет напасть и сжечь новые посевы, то ему это легко удастся.

– Нуска и не хаванец. Его мать из лесных племён, это известно всем, – заспорила Мара.

– Лесная дэ не равна сифской. Не сравнивай магию лесных дикарей с наследием драконов, – отрезала Тирра.

Нуска смог рассмотреть говоривших, хоть перед глазами всё расплывалось. Тирра сидела на высоком троне; закинув ногу на ногу, она свысока взирала на собравшихся. Мара, Гирру и Тайя собрались на расписном ковре перед троном, а сам Нуска всё это время валялся на софе у двери и не подавал никаких признаков жизни.

– Главная сурии Тирра, боюсь, произошло недоразумение, – обратилась Тайя, взглянув на свою госпожу. Низко свесив голову, она опустилась перед ней на колени и на выдохе произнесла: – Во время праздника я пыталась убить Гирру. Его дэ показалась мне похожей на дэ поджигателя. Только позже я узнала, что он приходился братом истинной преступнице.

– Ты хотела запятнать кровью священный праздник? – Лицо главной сурии вдруг напомнило выражение морды волчака, готовящегося к прыжку.

– Не запятнать, а окропить! Принести в жертву того, кто посягнул на наш лес! Прошу, смилуйтесь, главная сурии Тирра! – выкрикнула Тайя и упала лицом в пол. В её словах Нуска услышал искреннее раскаяние, светловолосая голова сифы подрагивала, как и её плечи.

Однако Тирра уже подняла руку вверх. У лекаря не было и шанса, чтобы остановить главную сурии. Вперёд шагнул Гирру, видимо, желавший защитить Тайю. Намечалась нешуточная стычка между главными сурии разных народов, которая могла привести к междоусобной войне. Сердце Нуски похолодело.

В этот момент Мара встала между Тайей с Гирру и своей матерью, Тиррой. Нуска не мог видеть её лицо, только россыпь золотых волос на плечах, но отчётливо слышал в тоне глубокую обиду и неприязнь:

– Так ты обращаешься со своими верными подданными на глазах у чужеземцев, мама?

– Значит, смеешь перечить главной сурии? – с усмешкой отозвалась Тирра и медленно встала со своего трона.

– Тому, кто заставляет корчиться своих гостей и подданных от боли, я всегда готова ответить, – злобно отозвалась Мара, готовая в любую минуту обнажить своё оружие дэ.

Нуске, который всё это время валялся никому не нужный в уголке, стало совсем не по себе. Он резко поднялся, в глазах у него потемнело, но, прежде чем резко качнуться в сторону, лекарь воззвал:

– Господа, а давайте решим этот вопрос мирно, пожалуйста! У нас, возможно, Скидан скоро уничтожат, а вы занимаетесь какой-то отпетой дрянью!

Это подействовало. Несколько пар глаз снова обратились к нему. И Нуска, скрючившись и придерживаясь за спинку софы, продолжил:

– Конечно, главная сурии Тирра может потерзать меня ещё пару-тройку дней, но был бы в этом толк. Или вы хотите обвинить в произошедшем всех присутствующих?

– Хаванец! – скривившись, выплюнула Тирра. Её и без того узкие глаза сощурились при взгляде на Нуску. И с этим выражением брезгливости на лице она снова села на трон только для того, чтобы, высокомерно вскинув голову, сказать: – Как же ты омерзителен! Из-за тебя сорвался мой ритуал плодородия, из-за тебя знатные мужи сходят с верного пути, из-за тебя мы не смогли поймать поджигателя живьём, чтобы подвернуть его тем мукам, которые он заслужил. Теперь же из-за тебя