Север и Юг. Великая сага. Книга 1 - Джон Джейкс

Вот почему он ничего не написал в письме о Грейди. Эта новость вполне могла дойти до Хантуна, и тогда по его наущению в Филадельфию наверняка примчался бы какой-нибудь охотник на беглых рабов.

Какой же ты лицемер, говорил себе Джордж. Ему было наплевать на отношения Вирджилии с бывшим рабом, но он защищал их, отстаивая права беглого негра и своей собственной сестры. По-другому поступить он просто не мог. Но в то же время его не покидало гадкое чувство, что своим поведением он предает самого близкого друга.

Боже, как же он ненавидел всю эту неразбериху! И с каждым днем у него крепло ощущение, что его словно разрывает пополам – как и всю страну.

Той зимой Бретт обзавелась еще одним поклонником, хотя и не совсем по собственному выбору.

Благодаря удивительной шутке природы сын Фрэнсиса Ламотта был гораздо выше своего отца и намного красивее обоих родителей. Форбс Ламотт уже вытянулся на добрых шесть футов; у него были светлые волосы, важная походка и склонность к праздности, что, впрочем, не относилось к веселым пирушкам, конным бегам и любви к хорошеньким девушкам. Фрэнсис надеялся увидеть своего сына в числе выпускников Цитадели – южнокаролинской версии Вест-Пойнта, основанной в 1842 году. Но после первого же семестра чарльстонской военной школы Форбса исключили за неуспеваемость.

Устав от легкодоступных простолюдинок и не интересуясь Эштон Мэйн, которой он втайне побаивался, Форбс обратил внимание на Бретт. В 1852 году ей исполнилось четырнадцать. Она расцветала на глазах, обретая прелестные формы и особую стать, так часто свойственную молодым женщинам. Все эти перемены дарили ей уверенность в собственной привлекательности.

Форбс прискакал в Монт-Роял, чтобы просить разрешения навещать девушку. Вообще-то, ему бы следовало обратиться с этой просьбой к Тиллету, но здоровье главы семьи Мэйн в последнее время ухудшилось. Он с трудом дышал и почти все время проводил в постели, поэтому семейные обязанности полностью легли на Орри.

Соседские сплетники донесли Форбсу, что Бретт иногда получает письма от юноши из Пенсильвании, который приезжал на плантацию прошлой осенью. Форбс не считал Билли Хазарда серьезной угрозой, ведь тот был далеко, к тому же мужчина с северным темпераментом едва ли сможет долго выдержать девушку, выросшую на Юге. Но даже если Билли все-таки станет серьезным соперником, кулаки Форбса очень скоро покажут ему, где его место.

Орри считал Форбса не столь неприятным, как все остальные Ламотты, но все же недолюбливал его. Однако на просьбу юноши он решил ответить согласием. Разрешение приезжать в гости ни в коей мере еще не означало разрешения жениться. Кроме того, Орри не думал, что сестра придает особое значение подаркам, которые Форбс тут же начал присылать, или окажет ему радушный прием, когда ухажер явится лично.

Тем не менее Бретт удивила Орри. Впрочем, у нее были на то причины.

Конечно, даже если бы Бретт не была знакома с Билли, она никогда бы не посмотрела на Форбса как на достойного кавалера. Как и большинство Ламоттов, он считал собственное мнение священным и легко впадал в гнев, когда кто-нибудь осмеливался ему перечить. Но в хорошем настроении он мог быть очаровательным.

Бретт не могла оценить, насколько серьезны намерения Билли. Его короткие неуклюжие письма всегда приходили с большими перерывами, и она понимала, что он вполне может увлечься какой-нибудь девушкой с Севера. Встречаясь время от времени с Форбсом, она надеялась скрасить, возможно, ожидавшее ее разочарование с Билли, который нравился ей намного больше, чем она решалась признаться даже самой себе.

Форбс был на пять лет старше Бретт и на три года моложе этой бледной жабы Хантуна. Между двумя кавалерами не было ни малейшего сходства: поклонник Эштон был послушным песиком – в отличие от Форбса, мужчины вполне самостоятельного, что Бретт даже нравилось в нем.

Однако постоянно защищаться от Форбса было задачей не из легких. «Прекратите!» – это слово в его присутствии Бретт произносила чаще всего. Без грубости, но всегда твердо. Вот и сейчас она только что повторила его, когда Форбс наклонился над ее плечом, когда она играла на пианино. Вместо того чтобы перевернуть нотную страницу, он протянул руку и нежно сжал ее грудь.

– Я сказала: прекратите, Форбс! – повторила Бретт, когда он не отошел, потом взяла с пюпитра веер и хлопнула его по пальцам. – Почему вы упорно пытаетесь обращаться со мной как с одной из чарльстонских проституток, с которыми вы забавляетесь?

Форбс усмехнулся:

– Потому что вы в десять раз красивее, чем любая из них, и я хочу вас в десять раз сильнее.

– «Хочу» – это слово для мужей, и только для мужей, – с улыбкой сказала Бретт.

– О! Довольно смелая речь для девушки столь нежного возраста.

Однако ему понравилась ее дерзость. Ей, видимо, тоже, потому что она продолжала поддразнивать его:

– Если вас смущает мой нежный возраст, почему ваши руки всегда везде лезут, словно я какая-то старая дева?

– Не могу удержаться, – ответил Форбс, отступая назад и опираясь локтем о пианино. Его неожиданно серьезный взгляд смутил девушку. – Бретт, вы же знаете, я от вас с ума схожу. Мы должны пожениться как можно скорее.

– На это не рассчитывайте, – ответила она, быстро вставая. – Вы мне до сих пор даже не подарили то, о чем я просила!

– Проклятье! Но послушайте, никто из моих знакомых в Чарльстоне не продает «Национальную эру»![12] А даже если бы и продавал, я бы скорее умер, чем купил эту аболиционистскую газетенку.

– Но, Форбс… все сейчас обсуждают роман миссис Стоу! Мне тоже хочется его прочитать. Даже Орри выразил интерес к новому роману этой писательницы.

– Прочитать! – Форбс презрительно взмахнул рукой. – Девушкам читать не положено. Впрочем, журнал «Годис», пожалуй, можно. И стишки мистера Тимрода – они вполне безобидны. Но если бы Господь хотел дать женщинам образование, Он бы допустил их в места вроде Гарварда. А им туда вход закрыт. Полагаю, это вам о чем-то говорит.

– Идиотское утверждение. Идиотское и устаревшее.

– Черта с два! Дядя Джастин просто свирепеет оттого, что тетя Мэдди слишком много читает. Вам бы посмотреть на весь тот мусор, что она заказывает в Нью-Йорке! Дядя в ярость приходит.

– Вся ваша семья сразу приходит в ярость, когда вам что-то не нравится. До свидания, Форбс, – решительно произнесла она и выбежала из комнаты.

Ошарашенный Форбс уставился на пустой дверной проем:

– Бретт? Постойте, черт побери! Я не хотел…

Но шаги девушки уже затихли на лестнице.

Форбс с досадой стукнул правым кулаком по левой ладони, а когда поднял глаза, то увидел перед собой Эштон и Хантуна. Последний час парочка провела в библиотеке, увлеченно занимаясь прохождением бумажных лабиринтов из специального сборника.