📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаСвет мой. Том 3 - Аркадий Алексеевич Кузьмин

Свет мой. Том 3 - Аркадий Алексеевич Кузьмин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 128 129 130 131 132 133 134 135 136 ... 138
Перейти на страницу:
почти не караулит, только значится. Раньше колодец (колонку) регулярно чистили, но теперь уже проводят новую оросительную систему. Так порассуждали мы обо всем. Я сказал им, кто ты у меня, Яна, – что принципиальная, воспитанная женщина, бывшая учительница…

– Ну и что они? – Она не утерпела – не могла не спросить. И точно крылья сразу распустила.

– … и что если я покупаю себе усадьбу, то покупаю больше для себя одного: она-то ни за что не будет копаться в огороде, пачкать ручки. Калачом не заманишь. Так что я за двоих тут должен думать. Она ведь не будет и не может психологически возиться со всевозможным домашним хозяйством. Да и здоровье у нее не лошадиное. Все мы в жизни намыкались, поизмотались… – Павел Игнатьевич, сделав паузу, поглядел на плескавшиеся привольно на окном свисавшие березовые веточки.

XII

– Да, да! Ну, и что же? – Стул скрипел, выдавая радостное нетерпение Янины Максимовны. Она елозила и порывалась вся куда-то. Воспряла духом.

– Значит, открываю им все свои карты, – говорил рассказчик снова по порядку. – Вчистую. Что скрывать? И вдруг Ксения Зиновьевна, слушая меня, говорит мне напрямик, всерьез: «Нет, Павел Игнатьевич, не приобретайте вы это трудное хозяйство; не впрягайте себя в ненужное ярмо – не отдохнете тогда ни утром, ни днем, ни вечером. Никак. Оно вам будет не по силам». Я возразил: «По вам не очень-то видно, чтобы вы вымотались крепко: очень свежо и здорово – тьфу, тьфу! – выглядите или не так?» Напрямую говорю, как любят люди. Она: «Да. Но и это здоровье такое… И то, что на воздухе день-деньской находишься»…

– Да тебе-то это нужно… как собаке пятая нога, – повторила Янина Максимовна свое любимое выражение.

– А она, Ксения Зиновьевна, действительно здоровая, пробивная, видать женщина, – не сбивался в рассказе Павел Игнатьевич. – Рождена для этих дел – большим хозяйством ворочать. Ее сын на рыбодобывающем флоте работает, и нельзя послать к нему посылку. Так она пошла куда-то, показала, что эти огурцы собрала с грядок своих, и ей разрешили восемь килограммов их послать ему, моряку. За одну пересылку она заплатила девятнадцать рублей. Вот такая это пробивная женщина. Характерен для нее и сегодняшний пример: вдруг рамы для дома привезла, где-то их купила мимоходом, наняла тут же извозчика – и приволокла. Проявила расторопность. «Зачем же?» – спрашивает муж. – Ведь у нас рамы есть: они вставлены». «Ну, эти, – говорит она, – уже прохудились; погляди, все почти истлели. И если придется вскоре их заменить, но новая замена всегда будет у нас под рукой». До чего настырная, хозяйственная баба! Она меня поразила. По улице идет – и уже заранее прикидывает, что им сгодится и потребуется. Не всякому дано такое качество.

Знать, несладкой была жизнь у нее. Да и у Николая Николаевича тоже. Из его разговора я почувствовал, что оба они – не ленинградцы. Он был в свое время и двадцатипятитысячником. Она мыкалась с ним везде, возилась в земле, чтобы было подспорье семье, – отсюда страсть-то к ней и привилась в натуре со временем. А нынче он решил отвязаться от пут: выходит, совсем несвободен с землей. И теперь он не прямо говорит, что продает усадебку. Говорит: все это надоело ему. Набрался духу – два раза уже подавал в заводской кооператив заявление о выходе из него. И дважды передумывал – забирал обратно заявления свои. Все же жаль, что ни говори, с таким трудом созданного, нажитого, – ведь завсегда этим жил, маялся: как же дальше без него? Все равно что корни обрубить. А тут уж подал окончательно – в третий раз. И он, Николай Николаевич, стал тоже жаловаться мне. Понятное дело… Ноша тяжка…

И когда я, вконец распропагандированный ими обоими, вышел на улицу и пошел вдоль домов, а знакомый – Петр Федоров, которого здесь тоже увидал (вместе с ним еще перед войной работал на заводе), закричал мне через улицу: «Что, облюбовываешь? Покупай! Покупай! Не пожалеешь! Моим соседом будешь!» – я лишь отшутился покамест. Чтобы, знаете, не было после разговоров никаких. Они также могут выбить из колеи преждевременно, повлиять неверно…

– Нет, Паша, постой, пока не перескакивай ты на другое, – построжав, но с обидой остановила его жена. – О главном не сказал ты. Спросил у них, почему ж они решили продать домик после одиннадцатилетнего проживания в нем? – Она била в одну точку, поскольку напрочь никак не соглашалась на такую покупку; ей только любопытно было знать, что теперь не устраивало дачных владельцев в их собственности.

Павел Игнатьевич улыбаясь, простодушно ответил:

– Он-то, Николай Николаевич, сказал, что жизни нет.

Она поразилась с воодушевлением:

– Жизни нет?! Так и сказал?

– Да, прямо так и сказал.

– Вот, вот! – Она все же сильно обрадовалась услышанному: это был лишний аргумент в пользу ее сопротивлению мужниным намерениям. Она, выходит, дельно упрямилась перед ним. И несдержанно заерзала опять на противно скрипучем стуле.

– С этим садом своим он, как признавался мне, только одну дорогу в Советском Союзе и знает – до города и обратно.

– Все понятно, если так…

– За десяток с лишним лет лишь один раз отдыхал по путевке в санатории. И то: вернулся на дачу свою спустя месяц – а здесь сущие джунгли, все заросло. Пришлось ему снова засучить рукава по-настоящему. Без присмотра ее невозможно оставить ни на день.

– А то как же… нельзя…

– Я поинтересовался: «А книги-то Вы хоть читаете?» «Какие книги! – отмахнулся он. – Я газет-то не читаю: некогда; только то, что в электричке успею, и все чтиво мое. Зато зимой полное блаженство. Все снегом занесет-заметет – никуда тебе не нужно и не нужно ничего расчищать. Никакой мороки. Лежу себе в удовольствие».

– В общем, зимний курорт? – вставил зять.

– Да, – почти обрадовалась Янина Максимовна.

– Да и что этот садик дает? – говорил Павел Игнатьевич, словно разубеждая самого себя. – Яблоньки все чахлые. Видно, навоза, удобрений мало, не хватает. Я надеялся увидеть там какие-нибудь плоды. Но их нет. У хозяев еще дочь замужняя. С детьми. Как приедет к ним из города – ну, ягоды созрели. Шасть в огород. Все пооборвут, поедят – и уедут восвояси; еще с собой что-нибудь прихватят – не без этого. Кому надо ломаться? Поэтому старики и решили наконец пожить свободно. Захотели раскрепоститься. Только жалко расставаться с нажитым: все ухоженное, притертое. Я критически прикинул: две тысячи – дешево берет, почти даром. Но, видимо, ему уже так осточертело все, если он идет и на это, приносит явную жертву.

Я до конца исследую

1 ... 128 129 130 131 132 133 134 135 136 ... 138
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?