По воле судьбы - Колин Маккалоу

По спинам римлян побежали мурашки. В Италийской Галлии не было никаких легионов — и вдруг появилось три сразу. Рим охватила тихая паника. Все недоумевали, зачем Сенату интриговать против лучшего военачальника со времен Гая Мария или вообще лучшего во все века. Цезарь — это Италия, это Рим. Но он был загадкой. Фактически никто не знал, чего от него можно ждать. Ведь его так давно не видели в Риме, а Марк Порций Катон повсюду кричал, что Цезарь хочет разрушить Республику. Катона знали, Катона слушали. Всеобщий страх основывался лишь на том, что сам губернатор, как и предполагали его обязанности, перебрался из одной части подвластной ему провинции в другую. Правда, обычно Цезарь не держал постоянно при себе легион солдат, даже когда переводил легион через Альпы. А на этот раз он не отпускал от себя тринадцатый. Но что такое один легион? Если бы не два других легиона, всем было бы спокойнее.

Затем стало известно, что один из многочисленных молодых Аппиев Клавдиев курирует продвижение эти двух легионов. Шестому и пятнадцатому предписано стать лагерем в Капуе и ждать погрузки на корабли. Все облегченно вздохнули. Все вдруг вспомнили, что эти два легиона Цезарю уже не принадлежат, что он по обязанности привел их в Италийскую Галлию! О, хвала богам! Настроение еще больше улучшилось, когда молодой Аппий Клавдий с шестым и пятнадцатым обогнул Рим и сообщил главе своего семейства как цензору, что солдаты этих подразделений постоянно поносят Цезаря и что вообще, по их словам, вся армия Цезаря находится на грани бунта.

— Разве старик не умница? — спросил Антоний у Куриона.

— Умница? Я согласен, Антоний, если под стариком ты имеешь в виду Цезаря, который вовсе не стар — на днях ему исполнится лишь пятьдесят.

— Я имею в виду весь этот вздор, что его легионы недовольны. Легионы Цезаря недовольны? Такого никогда не было, Курион, никогда! Они лягут и позволят Цезарю класть на них. Они умрут за него, все до последнего, включая людей из легиона Помпея.

— Значит…

— Он всех разыгрывает, Курион. Он просто хитрая старая лиса. Чтобы никому, даже Марцеллам, не пришло в голову, что молодого Аппия Клавдия можно купить. Или что молодому Аппию Клавдию нравится сотрудничать просто из любви к интригам. Мне доподлинно известно, что, провожая шестой и пятнадцатый, Цезарь выступил перед ними и сказал, как ему жаль расставаться с ними. А потом выдал каждому премию по тысяче сестерциев, пообещал, что они получат свою долю в трофеях, и посочувствовал, что им придется вернуться к обычному воинскому жалованью.

— Действительно хитрая старая лиса! — кивнул Курион. Вдруг он вздрогнул и уставился на приятеля. — Антоний, а он не…

— Что «он не»?

— Не пойдет на Рим?

— Мы все думаем, что пойдет, если его вынудят, — осторожно ответил Антоний.

— Кто «мы все»?

— Его легаты. Требоний, Децим Брут, Фабий, Секстий, Сульпиций, Гиртий.

Куриона прошиб холодный пот. Дрожащей рукой он вытер лоб.

— Юпитер! О Юпитер! Антоний, перестань глазеть на женщин, идем ко мне!

— Зачем?

— Затем, чтобы мы наконец разработали стратегию твоих действий! Идем, и не вздумай противиться.

— Я и не думаю. Мы должны получить для него разрешение баллотироваться без явки. Иначе разразится что-то ужасное от Регия до Аквилеи.

— Если бы Катон и Марцеллы заткнулись, у нас был бы шанс, — на бегу пропыхтел Курион.

— Они не заткнутся. Они — идиоты.

Когда в квинктилии завершился третий тур выборов, Марк Антоний возглавил список плебейских трибунов. Это ничуть не взволновало boni. Все последние годы Курион демонстрировал свою недюжинную одаренность, а Марк Антоний — только свой огромный пенис под плотно облегающей туникой. Если Цезарь надеялся заменить Куриона Антонием, тогда он рехнулся, решили boni. Эти выборы выявили еще один из наиболее любопытных аспектов политической жизни римлян. Гай Кассий Лонгин, все еще в ореоле славы после своих подвигов в Сирии, стал плебейским трибуном. Его младший брат, Квинт Кассий Лонгин, тоже стал плебейским трибуном. Но Гай Кассий был ярый сторонник boni, как и подобает мужу сестры Брута, а Квинт Кассий полностью принадлежал Цезарю. Консулами на следующий год были выбраны тоже оба из boni. Гай Клавдий Марцелл-младший станет старшим консулом, а Луций Корнелий Лентул Крус — младшим. Преторы большей частью поддерживали Цезаря, кроме ручной обезьяны Катона — Марка Фавония, занявшего последнюю строчку списка.

Несмотря на все усилия Куриона и Антония (последний как избранный плебейский трибун теперь имел право выступать), Метелл Сципион был послан заменить Бибула в Сирии, а экс-претор Публий Сестий — заменить в Киликии Цицерона. С собой Публий Сестий брал Марка Юния Брута, сделав его своим старшим легатом.

— Что ты творишь, покидая Рим в такое время? — строго спросил Брута недовольный Катон.

Брут, как всегда, выглядел отвратительно, но даже Катон стал наконец понимать, что, как бы ни выглядел Брут, он сделает то, что задумал.

— Я должен ехать, дядя, — почти извиняясь, сказал Брут.

— Почему?

— Потому что Цицерон, управляя Киликией, вмешался в мои финансовые интересы.

— Брут, Брут! У тебя больше денег, чем у Помпея и Цезаря, вместе взятых! Что значат несколько неполученных долгов по сравнению с судьбой Рима? — простонал раздраженный Катон. — Попомни мои слова, Цезарь хочет убить Республику! Чтобы ему противостоять, нам нужен каждый влиятельный человек. Твоя обязанность — оставаться в Риме, а не слоняться по Киликии, Кипру, Каппадокии, пополняя свои капиталы! В жадности ты превзошел Марка Красса!

— Извини, дядя, но пострадают мои клиенты Матиний и Скаптий. У человека есть долг перед своими клиентами.

— У человека прежде всего есть долг перед своей страной.

— Моей стране ничто не угрожает.

— Твоя страна на грани гражданской войны!

— Ты все время об этом твердишь, — вздохнул Брут, — но, честно говоря, я не верю тебе. Это твой пунктик, дядя Катон. Правда, пунктик.

Неприятная мысль вдруг кольнула Катона. Он с гневом посмотрел на племянника.

— Глупости! Дело тут не клиентах и не в долгах, Брут, не так ли? Ты убегаешь от возможной угрозы, как делал это всю жизнь!

— Это неправда! — воскликнул Брут, побледнев.

— А теперь моя очередь тебе не верить. Ты всегда куда-то деваешься, как только запахнет войной.

— Как ты смеешь так думать, дядя? Парфяне могут вторгнуться в наши восточные протектораты, прежде чем я там появлюсь!

— Парфяне вторгнутся в Сирию, а не в Киликию. Именно так они поступили прошлым летом, несмотря на все то, что Цицерон писал в своих пространных корреспонденциях домой. До тех пор пока мы не потеряем Сирию — а я очень сильно сомневаюсь, что это возможно, — ты будешь сидеть в Тарсе в такой же безопасности, как если бы ты был в Риме. Если только Риму не будет угрожать Цезарь.