Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

Ранее его брат Карл Анжуйский в результате переворота на Сицилии стал королем этой страны. Еще не зная о смерти Людовика, он отплыл из Мессины с немалым пополнением. Высадившись рядом с Карфагеном, он и его войско продвигались вглубь материка под бравурные звуки барабанов и труб. Вскоре Карл узнал, сколь неуместно его приподнятое настроение, и разрыдался на глазах у всей армии, чего в его положении не устыдился бы ни один воин. С эмиром Туниса был быстро заключен мир, после чего французская и сицилийская армии вернулись домой.

В Англии к крестовому походу отнеслись настолько прохладно, что даже наследник престола собрал лишь полуторатысячный отряд. С ним принц Эдуард приплыл из Дувра в Бордо, рассчитывая застать там французского короля. Но Людовик Святой покинул город несколькими неделями ранее, и принц последовал за ним на Сардинию, а оттуда – в Тунис. Прежде чем он достиг берегов Африки, Людовика не стало, и Франция подписала с Тунисом мирный договор. Эдуард, однако, решил не отказываться от крестового похода. Прибыв на Сицилию, он перезимовал в этой стране и постарался увеличить свое небольшое войско. Весной он уплыл в Палестину и благополучно добрался до Акры. Палестинских христиан, как обычно, раздирали взаимные недоверие и вражда. Госпитальеры и тамплиеры были, как всегда, озлоблены и несговорчивы по отношению друг к другу и ко всем остальным. Прибытие Эдуарда заставило их отвлечься от недостойных препирательств и сплотиться в одной последней попытке полного освобождения страны, ставшей их родиной. Быстрыми темпами была сформирована внушительная рать в шесть тысяч воинов для придания силам английского принца и проведены подготовительные мероприятия для возобновления военных действий. Султан Бейбарс, он же Бендокдар[474], – свирепый мамлюк[475], занявший престол в результате кровавого переворота, – воевал со всеми своими соседями и по этой причине не мог сконцентрировать все силы против христиан. Эдуард воспользовался этим и, храбро выступив к Назарету, разгромил турок и овладел городом. Это был его единственный успех. Жаркая погода стала причиной болезни в его войсках, и он сам, душа экспедиции, заболел одним из первых. Некоторое время спустя, когда он медленно выздоравливал, какой-то гонец захотел переговорить с ним по важным вопросам и напрямую передать ему донесения. Когда принц занимался их изучением, вероломный вестник выхватил из-за пояса кинжал и ударил его в грудь. Рана, к счастью, оказалась неглубокой, и Эдуард смог оказать сопротивление. Громко взывая о помощи, он вступил в борьбу с наемным убийцей и заколол его его же кинжалом[476]. На зов принца сбежались его приближенные, которые нашли его истекающим кровью и, изучив кинжал, установили, что тот отравлен. Рана была немедленно очищена, и великий магистр ордена тамплиеров прислал противоядие, полностью нейтрализовавшее действие яда. Кемден в одном из своих исторических трудов придерживается более популярной и, конечно, более красивой версии этой истории, согласно которой принцесса Элеонора, безумно влюбленная в своего мужа, высосала яд из его раны, рискуя собственной жизнью. Говоря словами старины Фуллера, «жаль, что такая прелестная история вряд ли правдива и что такое эффективное средство, как женский язычок, помазанный добродетелью нежной любви, едва ли пригодилось».

Эдуард подозревал, и, несомненно, не без основания, что убийца был подослан египетским султаном. Однако явных доказательств тому не имелось, а со смертью наймита главный ключ к разгадке тайны был утерян навсегда. Поправившись, Эдуард готовился к наступлению, но султан, стесненный защитой интересов, которые он на тот момент считал более важными, предложил крестоносцам заключить мир. Те рассчитывали, что проявление слабости со стороны врага станет для темпераментного Эдуарда дополнительным стимулом продолжения войны, но он в силу обстоятельств также не видел в том выгоды. До Палестины дошло известие о смерти его отца, короля Генриха III, и он, понимая необходимость возвращения в Англию, согласился на условия султана – сохранение за христианами их владений в Святой земле и объявление перемирия сроком на десять лет. Затем принц уплыл на родину, подведя таким образом черту под последним крестовым походом.

О дальнейшей судьбе Святой земли можно рассказать в нескольких словах. Христиане, забыв о своих былых страданиях и о том, насколько недоверчивы и мстительны те, с кем в силу территориальной смежности им приходилось иметь дело, первыми нарушили перемирие, ограбив нескольких торговцев-египтян недалеко от Маргата. Султан немедленно отомстил за беззаконие, захватив Маргат, и война вспыхнула вновь. Маргат храбро защищался, но без подкреплений из Европы был обречен. Следующим пал Триполи, затем – другие города, и наконец в руках христиан осталась только Акра.

Гроссмейстер тамплиеров собрал небольшое, но преданное ему войско и с небольшим вспомогательным отрядом короля Кипра приготовился стоять насмерть за последнее владение ордена. Материковая Европа осталась глуха к его призыву о помощи, силы неприятеля были неисчислимы, и доблесть рыцарей оказалась бесполезной. В той роковой осаде были уничтожены почти все защитники города. Поняв, что сопротивление бессмысленно, кипрский король бежал, а гроссмейстер, сражаясь во главе своих рыцарей, погиб, получив множество ран. Из страшной бойни смогли вырваться лишь семеро тамплиеров и столько же госпитальеров. Победившие мусульмане подожгли город, и правление христиан в Палестине закончилось навсегда.

Весть о падении Акры вызвала смятение и скорбь у европейского духовенства, которое постаралось еще раз возбудить в народах энергию и энтузиазм ради отвоевания Святой земли. Но массовая мания себя исчерпала; пламя воодушевления угасло естественным образом и не могло разгореться больше никогда. То тут, то там какой-нибудь единичный рыцарь объявлял о своей решимости отправиться в новый крестовый поход, и время от времени какой-нибудь монарх вскользь поощрял эту идею, но забывал о ней почти сразу же по завершении обсуждения, возобновляемого при напоминаниях, все менее настойчивых и все более редких.

Ну и каков же был конечный итог всех этих баталий? Европа истратила на них миллионные суммы и принесла им в жертву два миллиона своих детей, а горстка сварливых рыцарей правила в Палестине меньше двухсот лет! Даже если бы христианский мир удерживал ее и поныне, возможная выгода от этого не окупила бы понесенного ущерба. Но, несмотря на религиозный фанатизм, породивший крестовые походы, и безрассудство крестоносцев, экспедиции на Восток имели не только дурные последствия. Феодалы, соприкоснувшись в Азии с цивилизацией, превосходившей европейскую, неизбежно облагораживались сами; простолюдины добивались пусть незначительных, но все же улучшений своего правового статуса; короли, больше не находясь в состоянии войны с дворянством, имели время для принятия полезных законов; человеческий разум извлек из тяжелого опыта кое-какие уроки и, сбрасывая оковы суеверия, в которых его так долго держала римская церковь, готовился пустить ростки грядущей Реформации[477]. Так всеведущий и располагающий людьми и событиями Господь делал добро из зла и продвигал народы Запада на более высокие ступени развития и благоденствия, извлекая пользу из того самого фанатизма, что побуждал их идти войной против наций Востока. Вообще говоря, эта тема гораздо интереснее, чем может показаться на первый взгляд, и при детальном рассмотрении со всех сторон заняла бы куда больше места, чем позволяет запланированный объем этой книги. Анализируя ее, студент-философ может сделать собственные выводы, и ему не найти лучшей сферы применения своих способностей, чем исследование этого европейского безумия – его пользы и вреда, причин и последствий.