Пятый угол - Йоханнес Марио Зиммель

— Мой дорогой юный друг, теперь послушайте-ка меня, — начал Томас. И тут почувствовал, что ствол автомата уткнулся ему в ребра. Он уронил обувь, носки и папку и поднял руки вверх. «Скверно, — думал он. — В моей яркой жизни только Красной Армии и не хватало…»

Вспомнив давние, но великолепные французские уроки джиу-джитсу, он тут же применил так называемый двойной захват бабочки. Спустя долю секунды красноармеец с криком взлетел в воздух и рухнул в речушку вместе со своим автоматом. Томас подобрал обувь, носки и папку, чтобы бежать — вглубь советской зоны.

И в этот момент Томас почувствовал, как задрожала и загудела земля. Он со страхом поднял голову. С лесной опушки с советской стороны луга ринулись не менее пятидесяти человек — мужчины, женщины, дети. Словно обезумев, они мчались к реке, преодолели ее и рванули дальше, вглубь американской зоны Германии.

Томас растерянно смотрел им вслед, догадываясь, что помог этим людям бежать на Запад. Все они здесь, на Востоке, находились в засаде, как и он, сидел в засаде на Западе. Томас дико рассмеялся. Затем, увидев, что русский поднимается из воды, пытаясь отдышаться, он рванул прочь. Позади себя он слышал рев юного красноармейца. Затем стрельбу и даже свист пуль. (Заметим: советские автоматы стреляют и после того, как попадают в воду!)

На дороге, ведущей вверх, показался русский джип. Какой-то капитан сидел рядом с водителем. Капитан вскочил, ухватился за лобовое стекло и стал выкрикивать русские проклятия красноармейцу, беспорядочно стрелявшему на вершине холма. Юный солдат моментально прекратил пальбу. Джип затормозил возле Томаса Ливена.

— Господин Шойнер? — на гортанном немецком обратился капитан. — Извините, опоздание. Скаты — дрянь, совсем капут! Но теперь — добро пожаловать, господин, сердечно добро пожаловать!

«Паласт-кафе» в Цвикау было таким же унылым, как и все остальное в городе со 120-тысячным населением. Шесть часов спустя после споспешествования крупному коллективному бегству Томас сидел в уголке упомянутого заведения и пил лимонад, отдававший химией.

Больше заняться в этом день 27 мая ему было нечем. Капитан, встретивший его на границе, доехал с ним до комендатуры Цвикау. Советский комендант города, некий полковник Меланин, попросил через переводчика извинить его и пригласил Томаса прийти на другой день в девять часов.

Так Томас оказался сперва в унылом отеле, а потом забрел сюда. Он разглядывал грустных людей в допотопных двубортных костюмах и потрепанных рубашках, женщин без следов косметики в шерстяных чулках, старых туфлях на пробковой подошве и с обвисшими прядями волос и думал: «Боже, а там, откуда я приехал, жизнь снова бьет ключом. Спекулируют, мошенничают, обогащаются. А вы, бедняги, выглядите так, будто только вы одни и проиграли войну».

За столиком напротив сидела солидная пара: единственная, на которую Томас обратил внимание в Цвикау. Женщина — подтянутая красотка с пышными формами, великолепными волосами цвета спелой пшеницы, чувственным славянским лицом и сияющими голубыми глазами. На ней было зеленое летнее платье в обтяжку. Через стул переброшено леопардовое манто.

Ее спутник — мускулистый гигант с коротко подстриженными седыми волосами. Одет он был в типичный для русских универсальный синий костюм с непомерно широкими штанинами. Сидя спиной к Томасу, он разговаривал со своей дамой. Без сомнения, они были советскими гражданами. Внезапно Томас вздрогнул. Блондинка явно заигрывала с ним! Она улыбалась, показывая зубки, подмигивала, строила глазки…

«Гм!! Ну нет, я еще не сошел с ума», — подумал Томас, отвернулся и заказал себе еще бутылку эрзац-лимонада. После третьего глотка он все-таки снова посмотрел в ее сторону. Дама улыбалась. Тогда и он улыбнулся. Ее спутник обернулся. Он выглядел как Тарзан made in СССР. Внезапно он вскочил, в четыре прыжка преодолел расстояние и вцепился Томасу в пиджак. Посетители закричали. Это огорчило Томаса. Еще больше огорчило его, когда позади ревнивого русского он увидел блондинку. Она поднялась с места: весь вид ее говорил о том, что она наслаждается зрелищем. «Стерва, — подумал Томас, — вот, значит, для чего ты кокетничала, ты получаешь удовольствие, когда…»

Дальше раздумывать было некогда, так как гигант ударил его кулаком в живот. Терпение Томаса лопнуло. Он поднырнул под русского Тарзана и приемом джиу-джитсу оторвал его ноги от пола. На этот раз он применил прием под названием «Парусник». Поскольку Отелло из России находился у стойки гардероба, то он и перелетел через нее, пропав из виду. Краем глаза Томас заметил, что какой-то советский унтер-офицер[23]вытащил пистолет.

Мужество мало что стоит без сообразительности. Всему есть пределы. Томас пригнулся и выбежал на улицу. По счастью, ни одного красноармейца там не оказалось. Немцев Томас не интересовал. Если бежал немец, все симпатии были на его стороне. Томас добрался до пруда с лебедями в красивом старом парке и, кряхтя, упал на скамейку. Немного отдышавшись, он стал осторожно пробираться в свой отель.

На следующий день ровно в девять переводчик пригласил в кабинет коменданта города Цвикау выбритого, элегантного, уверенного в себе Томаса Ливена. Когда он вошел, его едва не хватила кондрашка. Ибо комендант, поднявшийся из-за письменного стола, оказался никем иным, как тем самым ревнивым советским Тарзаном, которого Томас накануне приемом «Парусник» отправил за стойку гардероба в «Паласт-кафе»…

Сегодня гигант был в мундире. На его груди красовались многочисленные ордена. Он молча рассматривал Томаса. А тот в это время думал: «Кабинет на четвертом этаже. Прыгать в окно? Бессмысленно. Прощай, Европа. Находятся люди, утверждающие, что Сибирь — очаровательное местечко…»

Наконец полковник Василий Меланин заговорил по-немецки с явным акцентом:

— Господин Шойнер, прошу извинить мое вчерашнее поведение.

Томас лишь смотрел на него, не произнося ни слова.

— Мне очень жаль. Дуня есть виновата, — Меланин вдруг вскрикнул, как сумасшедший. — Эта проклятая чертовка!

— Господин полковник говорит о своей супруге?

— Эта сучка! — процедил сквозь зубы Меланин. — Я мог бы быть генералом. Два раза они меня разжаловать… из-за нее… из-за драки…

— Господин полковник, вам нужно взять себя в руки, — успокаивающе сказал Томас. Меланин стукнул кулаком по столу:

— И при этом я люблю Дуню. Но довольно об этом, к делу. Сперва нам надо немного выпить, господин Шойнер…

Они распили бутылочку водки, и час спустя Томас был пьян в стельку, а полковник Меланин — трезв как стеклышко. Но оба оживленно беседовали о деле, острили, но не продвинулись ни на шаг вперед. Полковник Меланин настаивал:

— Вы хотели продать чехам прибор точного наведения. Послали сюда вашего друга. Вы можете с ним идти на Запад, если передадите нам чертежи.

— Продадите, — с нажимом поправил Томас.