Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение - Алексей Юрчак

В другой дневниковой записи годом позже Лена вновь напрямую обращается к форме авторитетного дискурса, иронизируя по его поводу и изменяя смысл его высказываний при общении с властными институтами государства. Летом 1984 года, во время каникул в университете, Лена, хорошо знавшая немецкий язык, поступила на временную работу внештатным гидом в государственное туристическое агентство «Интурист», обслуживавшее иностранных гостей. В конце июня она провела несколько дней со своей первой иностранной группой — туристами из Дрездена, ГДР (водить туристов из идеологически враждебной Западной Германии ей поначалу доверить не могли). Туристы с интересом и энтузиазмом осматривали Ленинград и его окрестности, побывали в Эрмитаже, Исаакиевском соборе, Русском музее, Петергофе, Екатерининском дворце в Пушкине. Повсюду хорошо образованная и начитанная Лена рассказывала им о русской истории, архитектуре, живописи, часто выходя за рамки сухих экскурсионных текстов, которыми ее снабдили в «Интуристе». Немцы были в восторге и сдружились с Леной. После их отлета домой Лена пошла в центральное бюро «Интуриста», расположенное на Исаакиевской площади, чтобы отчитаться о финансовых расходах группы (в гостинице, ресторанах, музеях, на транспорте) — заполнить так называемый «финансовый отчет». И тут Лена неожиданно для себя столкнулась с необходимостью общения с КГБ. Оказалось, что кроме финансового отчета от нее требовалось написать еще один так называемый «идеологический отчет», о существовании которого Лена, как внештатный гид, до этого момента ничего не знала. Говорить об идеологическом отчете за пределами некоторых кабинетов «Интуриста» было не принято. А писаться этот отчет должен был только в специальном помещении, в глубине здания «Интуриста», скрытом от посторонних глаз за несколькими дверями и коридорами и являющемся, по сути, отделением КГБ при «Интуристе». Выносить идеологический отчет из этого помещения также строго запрещалось. В дневниковой записи от 29 июня 1984 года Лена описывает то, как она узнала о существовании идеологического отчета, как восприняла эту новость и как повела себя в общении с сотрудницей особого отдела, работавшей мелким бюрократом Комитета государственной безопасности:

С первого взгляда может показаться, что эта дневниковая запись рассказывает лишь о противостоянии человека и системы, о неприятии человеком государственной подавляющей машины. Но ситуация здесь сложнее. Называя неприятного бюрократа из 302-го кабинета «проклятым фашистом» (подспудно ассоциируя КГБ с гестапо), Лена начинает ощущать себя, хоть и иронично, в роли не антисоветчика, а советского разведчика майора Вихря[311]. То есть, противясь «плохой» стороне советской системы, она идентифицирует себя с «хорошей» ее стороной. Это позиция не противостояния системе как таковой, а вненаходимости по отношению к ней. Она дает субъекту возможность получить относительную свободу от котроля государственных институтов, путем использования формальных средств самих этих институтов, не вставая на позицию прямого противопоставления себя системе в целом. Эту позицию занимают и Лена, и Наталья Алексеевна. Повторяя авторитетную формулу (с явной иронией, но соблюдая при этом серьезный вид) — «для того, чтобы правильно ответить на любой вопрос, достаточно просто прочесть все последние партийные постановления», — Лена подчеркивает, что «правильность» авторитетных высказываний зависит не от их констатирующего смысла, а от того, насколько точно они соответствуют форме последних партийных решений. То есть ироничные замечания Лены говорят о том, что путем повтора точных авторитетных форм можно наполнять свое существование новыми, альтернативными, неподконтрольными государству смыслами.