Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение - Алексей Юрчак

На сленге позднесоветский ритуал рассказывания анекдотов получил название «травить анекдоты». Заключался он в рассказывании анекдотов одного за другим, без остановки. Бесконечную цепочку анекдотов действительно «травили», как травят, постепенно отматывая, канат или якорную цепь. Особенностью этого ритуала, в отличие от короткого обмена шутками, была его потенциальная неограниченность во времени; при желании и определенных условиях анекдоты можно было травить до бесконечности. Какой именно анекдот рассказывался, было менее важно, чем то, что их было много и они шли один за другим. Поэтому анекдоты могли оказаться уникальным образом оторванными от конкретного контекста — их можно было рассказывать не по какому-то конкретному случаю, не в качестве реакции на определенную ситуацию, а как часть ритуала, смысл которого заключался в самом бесконечном рассказывании. Таким образом процесс стал самоцелью. Не менее важной особенностью этого ритуала была его абсолютная повсеместность — в те годы было практически невозможно существовать в Советском Союзе, не сталкиваясь постоянно с рассказыванием большого числа анекдотов и не участвуя в нем.

Филолог Александр Белоусов, известный исследователь анекдотов, вспоминает, что в середине 1960-х годов «в Ленинградском университете, во время перемен и перекуров, стало обычным делом бесконечно травить анекдоты». В конце 1960-х Белоусов перевелся из Ленинградского университета в тартуский (Эстония) и обнаружил, что там недавно возникла такая же ситуация. Анекдоты теперь были повсюду, все хотели их рассказывать и слушать. Это разительным образом отличалось от 1950-х и начала 1960-х. «Каждый раз, когда я возвращался в Тарту из Ленинграда или Москвы [в конце 1960-х], — вспоминает Белоусов, — коллеги просили меня привезти свежие анекдоты». Во второй половине 1960-х возникло много известных серий анекдотов. Одной из них были анекдоты про Ленина, возникшие и широко распространившиеся во время подготовки к празднованию столетнего юбилея Ленина в 1970 году. Тогда же, в середине 1960-х, возникла и распространилась серия анекотов про выдуманного героя Вовочку (появление «Вовочки», возможно, тоже имело отношение к В.И. Ленину, но это было неочевидно и в анекдотах никак не подчеркивалось). В начале 1970-х, после выхода телефильма «Семнадцать мгновений весны» (1973 год), появилась не менее известная серия анекдотов про Штирлица. При этом сам выход фильма был не причиной, а, скорее, предлогом для возникновения очередной анекдотической серии. Фильм предложил лишь новую богатую тему для анекдотического обыгрывания. В то время как причиной широкого распространения анекдотов был особый контекст позднего социализма, внутри которого анекдоты стали быстро множиться. Показательно, что не менее известная серия анекдотов про Василия Ивановича (Чапаева) появилась и быстро разрослась не в 1930-х годах, когда вышел фильм про легендарного комдива времен Гражданской войны (а именно образ Чапаева из этого фильма обыгрывался в анекдотах), а во второй половине 1960-х[318]. Филолог Мирон Петровский назвал период позднего социализма «анекдотоцентричной» эпохой. Другие авторы называют этот период «золотым веком советского анекдота», а кто-то даже замечает, что анекдот стал, «возможно, самой важной новой художественной формой», возникшей в те годы.

Не менее важной особенностью этого периода было не просто количество анекдотов, а то, что именно тогда оформился и стал все шире распространяться особый ритуал их рассказывания. Во второй половине 1960-х и в 1970-х годах этот ритуал стал неотъемлемой частью повседневной практики общения в самых разных социальных средах и ситуациях, не только среди близких друзей, но и среди знакомых, коллег и даже малознакомых людей. Хотя практика рассказывания анекдотов была неуместна в сугубо формальных контекстах — как часть профессионального общения, официальных совещаний, других мероприятий, — за пределами этих формальных ситуаций (и даже внутри них, но вне жанра авторитетного высказывания) анекдоты рассказывались относительно свободно и открыто, и почти всеми. Случалось даже, что кто-то из начальников мог поучаствовать в этом ритуале вместе со своими подчиненными, а секретарь комитета комсомола — вместе с рядовыми комсомольцами. Правда, такие ситуации были скорее исключением и рассказываться в них могли далеко не все анекдоты. Ритуал стал постоянным и повсеместным, распространившись по всей территории СССР и социалистических стран (по крайней мере, Восточной Европы). Синявский так описал функционирование этого ритуала в 1970-х годах:

Американский корреспондент, работавший в начале 1980-х годов в СССР, с удивлением описывал ритуал рассказывания анекдотов, с которым он нигде, кроме Советского Союза, прежде не сталкивался:

Важно отметить (и это следует из последней цитаты), что в ритуале рассказывания анекдотов все их разновидности — не только «политические», но и любые другие — особенно на темы сексуальности, национальности, человеческой глупости, просто абсурдности — могли рассказываться вперемежку, один за другим, в виде единой нескончаемой последовательности. Важно и то, что в этой цепочке анекдотов всегда встречалось множество старых и всем хорошо известных, что особой проблемы не составляло. Конечно, слушать новые анекдоты было интереснее, а рассказывать их было престижно для рассказчика. Но все-таки важнее было просто участвовать в самом ритуале, а для этого повторение старых анекдотов было не менее важно, чем рассказывание новых. В действительности большинство анекдотов слушалось не один и не два раза, и люди не переставали над ними смеяться при каждом новом рассказывании. Ритуал совместного рассказывания анекдотов и совместного смеха над ними был важнее простого желания услышать новый анекдот. Этот факт хорошо иллюстрируется в следующем мета-анекдоте, возникшем в конце 1960-х годов: