Земля войны - Юлия Латынина

– Это невыполнимое условие. Как я могу прийти, если Арзо по дороге возьмет меня в заложники?

Джамалудин помолчал и сказал:

– Я не поверю, что ты хотел назначить Заура президентом, до тех пор, пока не услышу об этом из телевизора.

Связь прервалась.

* * *

Джамалудин разговаривал с Угловым из биллиардной, и в продолжении разговора Хаген, Шахид и Кирилл подтянулись к нему.

Вопреки совету Хагена, Кирилл так и не переоделся по-настоящему. На нем были черные брюки и белая рубашка, а поверх рубашки болталась «разгрузка» с обоймами. Из-под «разгрузки» торчал шелковый галстук. Кирилл сел в глубокое кресло, стоявшее рядом с вытаращившимся в окно ДШК, и краем глаза косился на свое отражение в зеркале. Зрелище было неотразимое.

Джамалудин закончил разговор, бросил рацию и повернулся к Кириллу. По позвоночнику Водрова пополз липкий пот.

Джамалудин оказался в высокогорной гостинице, потому что он не хотел думать о последствиях, но сейчас, несомненно, пришло время о них подумать. Безумный порыв превратился в мятеж. Горская месть – в ультиматум, брошенный одному из самых могущественных людей в Кремле.

Джамалудин был не один. У него была семья; был род, и у полутора сотен его людей тоже были семьи, жены и дети, и всем этим людям Углов предлагал выход из положения. Он отдавал им Комиссарова, он отдавал им пост президента, он оставлял им жизнь, друзей, имущество, победу, и все, что надо было для этого – это признать, что в том, что случилось, виноват не один из самых могущественных людей в Кремле, а безвестный Кирилл Водров – человек, который неведомо как прибился к Джамалудину. Который даже не принял ислам.

Джамалудин гибко присел на корточки перед Кириллом. Темные его глаза оказались в полуметре от лица русского.

– Ну что, Кирилл, – спросил горец, – по-прежнему считаешь, что мне надо мириться с Угловым? Или мне лучше принять предложение Арзо?

Кирилл молча закрыл лицо руками.

В эту секунду дверь отворилась, и на пороге биллиардной показался Ташов. В руках его был английский сотовый Водрова.

– Кирилл, – сказал Ташов, – это тебя. Шпион какой-то американский.

То т факт, что кто-то смог к ним дозвониться, несмотря на упавшую сеть, изумил Кирилла. «Вовремя», – подумал русский, и обреченно взял трубку.

– Hi, Cyril! – послышался в трубке веселый голос. – Are you busy?[10]

Кирилл узнал собеседника. Это был его бывший коллега по работе в ООН. Сейчас он возглавлял крупнейшую американскую консалтинговую компанию. Называлась она «Бергстром и Бергстром».

– Not really,[11]– отозвался Кирилл.

– Great! Yo u know, I’ve learned from Andrew that you’re available, and we’ve just decided to open a Russian branch. Would you care to head it?[12]

– Спасибо. Буду жив, непременно возглавлю, – ответил Кирилл.

На том конце земного шара хмыкнули, показывая милость к странному русскому юмору.

– Кстати, Кирилл, твои отношения с этим вашим вице-премьером – ты с ними общаешься?

– Да, – подтвердил Кирилл, – мы тут только что говорили. Минуту назад.

– Отлично. Я в Лондоне с послезавтра. Прилети, поговорим.

И в трубке послышались короткие гудки.

Кирилл сложил телефон пополам, поглядел на пулемет в окне и обвешанных оружием людей с зелеными повязками на головах, и засмеялся. Он смеялся все громче и громче, а потом вцепился в автомат и захохотал, запрокинув голову, и тут только Джамалудин догадался в чем дело, схватил его за галстук и начал трясти, потому что у русского явно началась истерика.

* * *

В пустом больничном коридоре Иван Углов вернул рацию Зауру и спустился во двор. Заур пошел за ним. В дворе царил бардак. Местные менты, загородившись пластиковыми щитами, выстроились в длинную цепочку вдоль разрушенного роддома, а вот Гамзата и Сапарчи нигде не было видно. Наверное, они остались в мэрии. Пока Углов смотрел, за углом послышался рев двигателя, оцепление расступилось, и на площадь перед роддомом взьехал Т-72.

Серая плитка лопалась под гусеницами танка, как яичная скорупа, и рев его двигателя заглушал рев толпы. Следом за танком ехал БТР, а за ним – второй танк.

За танком шел тот самый собровец, который командовал местным оцеплением. В одной руке он держал автомат, а в другой – какую-то резинку. Когда он подошел ближе, Углов понял, что это рогатка. Углов протянул руку, и собровец положил в нее рогатку.

– Мальчишки, – сказал он, – ничего серьезного.

Углов внимательно оглядел своего собеседника и приказал:

– Разгоните эту толпу.

– Не получится, – спокойно отозвался горец.

Углов вспыхнул и спросил:

– У тебя какое звание?

Человек, которого вице-премьер принимал за сотрудника органов, пожал плечами и ответил:

– У меня нет звания. Меня зовут Гаджимурад Чарахов. Я сказал нашим людям, что пока моего отца нет, они подчиняются мне.

Углов хотел что-то сказать, но слова прилипли к позвоночнику.

Вокруг него двойным плотным клином стояла охрана – пятнадцать человек, целая маленькая армия, способная в обычных условиях оборонить от любой опасности.

Дальше были шесть охранников мэра, брат которого только что захватил на Красном Склоне правительственную делегацию.

Дальше было милицейское оцепление, которое, как только что выяснилось, подчинялись отнюдь не министру МВД. Они подчинялись мастеру спорта по вольной борьбе, который только что потерял отца.

Дальше был народ.

Только сейчас Иван Углов понял, что его положение отличается от положения Федора Комиссарова только тем, что Комиссаров был заложником у ста пятидесяти вооруженных человек, а он, Иван Углов – у трехсот тысяч.

Передний Т-72, лязгнув, остановился в пяти метрах от Углова, и из его люка выпрыгнул подполковник Азямов.

– Иван Витальевич, – сказал он, – как человек, отвечающий за вашу безопасность, я настаиваю на том, чтобы вы покинули город.

Первый вице-премьер молчал. Он никогда не считал себя особенно храбрым человеком. И он полагал, что знает Кавказ. Он полагал, что знает его куда лучше, чем этот мальчишка Водров, предавший его ради врагов России.

Бывший лейтенант бронетанковых войск, ушедший в 1986-м году в ГРУ, а оттуда – в политику, первый вице-премьер России Иван Углов повернулся к Зауру Кемирову, и глаза его были как жидкий гелий.