Вторая жизнь Марины Цветаевой: письма к Анне Саакянц 1961 – 1975 годов - Ариадна Эфрон

О Вашей заявке[1115]: по-моему, столько уж было «ждать», что можно и еще подработать, потому что в таком виде — явно слишком коротко, явно слишком наспех, бегом. «Диссертации», конечно, не надо, но солидности и продуманности, а также объема (по крайней мере вдвое!), по-моему, не достает. Написать ее за Вас я не могу, т. к. вообще не умею писать такие вещи, а кроме того, совсем не представляю себе, что, как и о чем именно Вы (из всего цветаевского богатства) будете писать. Из нашего единственного разговора на эту тему ничего не вышло, т. к. я Вам навязывала себя, а Вы сами еще тогда для себя своего плана вещи, композиции и содержания — не выяснили.

Мне кажется (именно, «кажется» — я ничего не навязываю!) надо: 1) в начале сказать о том, что, мол, имя МЦ, еще десятилетие тому назад известное лишь немногим, теперь, благодаря вышедшим двум книгам и большому количеству публикаций в столичной и периферийной периодической печати, стало известным широким кругам советских читателей, и не только советских — а и читателей братских стран: сборник ее лирики вышел в Венгрии, к 25-летию со дня смерти выходит сборник в Чехословакии и готовится в Польше, и там появляется много переводов ее произведений в периодической печати; 2) сказать о творчестве Цветаевой — сколь оно многообра́зно, многоо́бразно, многожанрово (лирика любовная, лирика «политическая», философская, сатирическая, поэмы (и разнообразие их тематики), пьесы — (от камерной романтики до глубинных трагедий человеческих страстей), критические статьи, воспоминания, дневниковые записи, биографические рассказы, статьи-реквиемы (о писателях, собратьях, друзьях) и, наконец, может быть, и эпистолярное искусство, которому уже (по опубликованному хотя бы) можно отвести целый раздел); 3) сказать в общих чертах (самых общих) — о линии жизни и ее переплетении с линией творчества: от еще довольно внешнего открытия себя, своей юности, прелести, схожести с романтизированными образами-личностями Башкирцевой[1116], Камераты[1117], Жанны д’Арк[1118] и другими — в ранних стихах, в юношеских и др., до познавания своей несхожести и глубинности — в дальнейшем, об отождествлении себя с Крысоловом и Федрой; о переломе в творчестве после отъезда из СССР — после недавней щедрой раскрытости — зашифрованность его, отчасти объяснимая внезапно наступившим отсутствием читателей и подсознательным обращением к тому, умному, глубокому (вглубь проникающему) читателю, который — уже понимавший Маяковского, уже пытавшийся всерьез постичь сложное и условное в искусстве — остался в России? (Или — дать зашифрованность в виде вопроса: почему?); 4) Может быть, поменяв местами 3 и 4? — после слов о творчестве, сказать о противоречивости его, о противоречиях в нем, о том, что это — не хаотичность или внутренний анархизм, а поиски истинной, глубинной правды, вечный спор с самой собой; «Лебединый стан» — и — записи в тетради, свидетельствующие о понимании происходящего, о революционной любви к народу: «царь, вы были неправы»[1119] — и стихи к «Врагу» (Луначарскому?)[1120] и — еще примеры, их предостаточно; и, сказав — веско и продуманно — о сложности и противоречивости — сказать о насущной потребности нынешнего читателя в расшифровке этих противоречий и сложностей, в непредвзятом, объективном анализе этого творчества, не на основе скороспелых, поверхностных выводов из зачастую неверно прочитанного, неправильно понятого, а на основе глубокого всестороннего изучения всего — опубликованного и неизданного литературного наследия, биографических данных, скрытых причин, побудивших автора на создание тех или иных произведений; на основе глубокого проникновения в материалы творческие и биографические; 5) Сказав о том, что творчеству МЦ будут, несомненно, посвящены еще многие и многие работы (создание которых сегодня еще, может быть, затруднено труднодоступностью многих существенных для правильного понимания не только творчества, но и важных биографических моментов материалов) — перейти к самой заявке на книгу о МЦ, основываясь на том, что Вы работаете над творчеством и жизнью МЦ свыше десяти лет, с 1960 г., что, помимо изучения материалов в государственных хранилищах, вы работаете над цветаевским архивом, находящемся у меня и, таким образом имеете доступ к неопубликованным материалам, черновикам, письмам, проливающим новый свет на многое, а также к новым поступлениям в архив из частных собраний в СССР и за границей; что в 1961 (?) Вы были избраны секретарем комиссии по литературному наследию МЦ, что Вы редактировали первую книгу и составляли (в содружестве с) вторую, что Вы являетесь автором таких-то публикаций (там-то, то-то) и вводных статей к ним; в соавторстве с — то-то то-то: — подготовка новых цветаевских изданий: не забыть! помимо этого (т. е. цветаевской темы) — автор сданной в печать книги об Уткине[1121] и таких-то публикаций. Подписаться, может быть — такая-то, старший редактор редакции русской классики издательства «Художественная литература» (?) — и, непременно, член Союза журналистов.