Вторая жизнь Марины Цветаевой: письма к Анне Саакянц 1961 – 1975 годов - Ариадна Эфрон

С французской диссертанткой[1096]обязательно свяжитесь: она, в свою очередь, сможет чем-то помочь (скажем, в «Национальной библиотеке»). Кроме того, Вы сами когда-нибудь непременно побываете во Франции: и кто-то там Вам будет и рад, и полезен. «Анютины глазки» милы! Это мне понравилось: так же, как и переводы, и Шмелев. Дай Бог Вам и в Ростове!

Теперь насчет нашей выкорчевки из Тарусы. Вот о чем хочу Вас попросить, хотя, может быть, Вам это неприятно, т. к. Вы, в свою очередь, просить именно Ильина не любите: но в данном случае — не для себя, не путевка, и он, Ильин «ничем не пострадает». Надо бы (именно через него, т. к. это, вероятно, быстрее и вернее и не отложится в долгий ящик) получить от него, т. е. отправить в Тарусу заказным за его подписью, на бланке, бумажку[1097] на имя председателя Тарусского Горисполкома тов. Лутыко, вроде: «СП СССР убедительно просит Вас обеспечить выезд из Тарусы в Москву члена ССП СССР тов. Эфрон А. С. и члена ее семьи Шкодиной А. А. и содействовать в предоставлении им соответствующим образом обработанного в условиях карантина легкового автотранспорта за наличный расчет от Тарусы до постоянного места жительства. Присутствие А. С. Эфрон в Москве настоятельно необходимо (в связи с проведением творческого семинара с работниками внутренней охраны Кремля; или в связи с вскрытием гробницы Иоанна Грозного в Кремле; или в связи с ее (гробницы?) докладом на тему: „Большевики Закавказья в Енисейской губернии“, или „Большевики Енисейской губернии в Закавказье“, или в связи не знаю уж с чем: только причина моей необходимости стольному Граду должна быть предельно убедительной, неоспоримой и к тому же может быть и вполне фантастической. В начале бумажки обязательно надо упомянуть и А. С., и А. А., и легковой транспорт, и обработку оного, и от Тарусы до Москвы, т. е. ничего не упустить. И обязательно надо обосновать необходимость моего переезда в Москву — ибо карантин это — те условия, в которых местное начальство власть выше вышестоящей, и вправе решать на свое усмотрение». Таковую бумагу надо срочно выслать в Тарусу, желательно одновременно и мне копию, чтобы я знала, что оригинал дошел до места, и начала бы персонально осаждать исполком (что не так-то просто, ибо все шастают по ящурному району). Тогда — ежели будет соответствующая лутыкова резолюция, — с оной надо отправиться в автоколонну. Та выделит машину, машина будет направлена в санэпидемический пункт на дезинфекцию. Проведя ее, санэпид и т. д. выдаст пропуск, и можно будет ехать. То, что предлагаете Вы — с машиной из Москвы и «перевалкой» в Гурьеве и т. д., увы, совершенно нереально. Линия карантина уже перенесена из Гурьева до Кузьмищева, т. е. пеший разрыв между Кузьмищевым и Дракином (по ту сторону Протвы) увеличился с 4–6 км до 16–18, если не 20-ти; Кузьмищево ведь очень близко к Тарусе. Причем разрыв в 16–20 км только в один конец; Вам бы, скажем, пришлось идти от Дракина до Кузьмищева, а потом столько же с вещами, которых, при всем том, что останется на хранение, достаточно, и тяжелых. А я — пройду ли столько? И ведь я порядочно ослабла. Это, увы, нереально. А в это время московский шофер будет сидеть в машине — не бросит же он ее на несколько часов в Дракине? Фантастика из области Кафки… Распоряжения (карантинные) местных начальств и линии карантина меняются ежедневно. Завтра, скажем, совсем могут перекрыть дорогу на Серпухов и ездить через Калугу: согласовать встречные действия просто невозможно — из Москвы и из Тарусы… По сравнению со всем этим — поездка на Диксон и обратно — сущие пустяки. Гнать машину из Москвы в Тарусу и обратно можно только при условии получения шофером там санпропуска: т. е. провести обработку машины в Москве и т. д. Кто этим будет заниматься? Частнику неинтересно, а для гаража того же Союза писателей я — не Паустовский, и возиться с этим никто не будет. Так что это — т. е. вышеизложенное — единственный, увы, муторный, сложный, хлопотный, но все же путь из кафковского «Замка». Если он удастся.

За время карантина было сделано все, чтобы разнести инфекцию по всему району. Доярки с зараженных ферм разносили ее пешком, а не то и на колесах: ограждения обходились и объезжались, дезинфекционных средств было недостаточно. В связи с этим теперь — строгости, санкции, отдачи под суд и снятия с работы. Поэтому-то Лутыке нужна бумага из центра, на которую он сможет, если захочет, сослаться, прежде, чем дать пропуск на выезд. Пока что за весь карантин единственный пропуск из Тарусы был дан Цветаевой (Валерии Ивановне с супругом) — двум старикам на 9-м десятке и при последнем издыхании… Да и то для этого их сперва госпитализировали на 2 дня, а потом уж дали такси, все остальные пропуска шли из Москвы: врач Михаил Михайлович[1098] (помните воспоминания его) уехал на присланной за ним кремлевской больницей машине; одна тетка по кремлевскому!!! пропуску получила целый большой автобус — и т. д. и т. п.

Приятная тарусская новость: наш вор, которого так мило, вместо того чтобы засудить, снабдили работой и жильем в Ферзикове, соскучился, бросил работать и переселился в Тарусу, где опять бездельничает; приятное совпадение — ограблена еще одна дача на «каменной» дороге, возле Суслиных. Хозяйка в отсутствии, и никто «ничего на знает» и ни во что не вмешивается… Первая — милиция.

Гарик успел приехать до усиления режима и проскочил на «необработанном» такси все кордоны от Серпухова до дома, так что лекарство и письмо мы получили быстро. А вот писать о «малохольном Гарьке» в записке, передаваемой через Татьяну Леонидовну и его самого — в высшей степени неосторожно было. Татьяна Леонидовна могла поинтересоваться лекарством и заодно прочесть. То же мог сделать и «малохольный». Мы мало знаем людей вообще и в частности, и такие вещи делать нельзя. Я не сомневаюсь в том, что Гарик болен, что-то основное в нем сломано. Он очень несчастен, робок, вполне забит чем-то внутри себя. Давид — дурак и, кроме того, бросил его, не звонил, как обещал, родителям, не справлялся о действии лекарств, т. е. при моей «высокой» рекомендации обошелся с больным не как врач и уж, во всяком случае, не как раввин. На последнее Ваше письмо: на примечания к пьесам — 4 листа + 11 1/2 с ереванской версткой — пусть будет «как господь». Вы правы: вставьте те, что есть, и разночтений — достаточно. Просить 10 экз. на двоих? Хватит нам? Ну, кончаю, нет еще: по-моему — напрасно тот портрет в Дон, желательно соблюдать посмертную красоту образа, особенно же у малознакомых с творчеством читателей. В томе Библиотеке поэта — оправдано, в обложке журнале — нет. Надо придерживаться облика 35 лет. Целуем. Спасибо за всё.